Хьюстон, у нас проблема
Шрифт:
Наверно, орлан вторгся на их территорию, потому что он с позором ретировался и полетел над лесом, а луни остались радоваться солнцу. Поймать такой момент в объектив – это просто чудо какое-то!
Мы сидели почти до двенадцати, а потом у нас стало бурчать в животе. А это признак, который нельзя игнорировать. В этом мире царили законы природы, законы простые и незыблемые – в нем если хочется есть, то надо есть. Вот так все просто. И так правильно.
Возвращались мы тоже молча, потому что о чем тут разговаривать?
А вечером мы были такие уставшие, что сразу после
Завтра ведь тоже будет день.
Маврикий раз в день садится в машину и едет в Крынки, потому что там есть сеть. Он и дня не может прожить без разговора с Эвкой, но мы эту тему, понятное дело, не обсуждаем. Он знает, зачем едет, я знаю, зачем он едет, мы оба знаем, зачем он едет. Так что все в порядке.
Мы притворяемся, что моего свидания с Эвкой никогда не было, хотя я знаю, что он благодарен мне за это чертово неудачное свидание в кафе…
Сегодня, когда он вернулся, мы разожгли костер, нанизали колбаски на ореховые палочки и сели за домом. Стена леса все время меняла цвет, когда от нее отражалось пламя нашего костерка.
– Не слишком близко к деревьям?
– Да ну. Ветра нет, мы всегда здесь костер разводим.
Колбаски жарились, жир с них стекал на угли и аппетитно шкворчал.
– Я тут подумал, может, тебе вернуться…
– Куда?
– К нам. Алина вон делает этот сериал, ты с ней говорил? Она многое может… Может быть, тебя бы уже взяли… ведь столько времени прошло с того фестиваля…
Я молчал. А что я мог сказать?
Я тот вечер помню, как сегодня.
Торжество «Липы»
Я действительно помню тот вечер отлично и во всех подробностях.
До меня дошли слухи, что мне стоит быть в зале и надо бы одеться поприличнее, потому что может так «случайно» получиться, что жюри понравится моя «Липа». Позвонил известный режиссер, куратор «Липы», который, увидев картину, восхитился и оказал мне невиданную протекцию – такую, что я думал, что буду благодарен ему по гроб жизни.
Я одолжил у Толстого кожаную куртку, она была мне как раз, а на нем висела как на вешалке, а у Марты хотел одолжить сережку, но она с таким выражением лица осведомилась, реально ли я собираюсь прокалывать ухо, что я сразу перехотел.
Зато она сама повязала мне свой шарфик на шею, и я выглядел шикарно. Естественная небрежность, однако, требует ужасных усилий.
Весь киномир, собравшись в фойе, обсуждал «Липу». Коллеги, которые еще вчера меня в упор не видели, теперь подходили и жали мне руку или хлопали меня по плечу и говорили уважительно:
– Ну, старик…
И я понял, что это наш день. Мой и «Липы».
Сначала награду получил фильм «Одна моя туфелька» – за дебют, режиссер Януарий Кузьма. Славный, с хорошим сценарием: Золушка, поцелуйчики, высший свет, девушка из супермаркета попадает в рекламу – и на этом все хорошее в ее жизни кончается.
Потом награду получил Великий Режиссер – все знали, что это будет, он должен был ее получить.
А потом ведущий произнес:
– А теперь –
Я немного удивился, хотя с тех пор, как наш министр культуры заявил, что охотно побеседовал бы с писателем Чапским, который уже много лет как умер, я почти ничему не удивляюсь. Марта стиснула мне руку, глаза у нее блестели, как будто это она должна была получить награду.
– Небанальный взгляд на обыденность, на, казалось бы, повседневность, на обычную нашу жизнь, без наносного, без яркой шелухи, без псевдозначительности. И получилось нетривиально. Автору удалось заглянуть в самую суть нашего существования, открыть скрытые доселе глубокие пласты смысла, если не сказать – экзистенциализма. Потрясающие кадры, напоминающие нам о хрупкости нашей жизни и о неразрывной, хотя и тончайшей связи человека и природы – о том, как часто мы бездумно пытаемся эту связь уничтожить, о том, как мудро задумано все Творцом и какой глубокий смысл заложен им в самую, казалось бы, незначительную деталь нашей жизни. Мне выпала честь пригласить на эту сцену лауреата главной премии нашего фестиваля…
Марта сжала мою руку так, что чуть ее не сломала. Я поднялся, не чуя под собой ног от волнения.
– Итак, наш лауреат – Ян Колясинский!
Я сел.
– Что-о-о? – Марта уставилась на меня.
– Да говно, – ответил я.
– Успокойся, это недоразумение, ведь он же куратор твоего проекта, там просто ошиблись. Перепутали!
Я вырвал свою руку.
– Все скоро разъяснится, Иеремиаш, спокойно!
Мой куратор, известный режиссер Ян Колясинский, с благодарной улыбкой вбежал на сцену, вырвал микрофон из рук ведущего, аплодисменты заглушили его первые слова.
– Спасибо, господа, спасибо!
Поклон.
Я почти ничего не видел – перед глазами у меня летали мушки.
То есть темнота, я видел темноту.
– Я бы хотел, пользуясь случаем, поблагодарить Польскую киноакадемию за столь высокую оценку. Мир идет в правильном направлении, если мы обращаемся к нашей матери-земле и начинаем пропагандировать вечные, пусть и не самые популярные и популистские ценности. Я необыкновенно счастлив, потому что эта награда – пропуск в лучший мир, в котором нет взаимной ненависти, а есть только вечная и неразрывная связь со всем, что нас окружает, и именно там находится наше будущее – будущее, я надеюсь, счастливое и солнечное!
У меня перехватило дыхание. И в животе что-то происходило – как будто кто-то невидимый ударил меня прямо в солнечное сплетение.
Да нет. Как будто меня кастрировали.
– Но, прошу вас, господа, подождите, подождите. Это награда не только моя. Я должен сказать, что моим соавтором является Иеремиаш Чакевич. Пожалуйста, дорогой Иеремиаш, идите же сюда, молодой человек, поднимайтесь же, поднимайтесь, прошу вас!
Марта толкнула меня в плечо. Я же был монументом «Родина-мать зовет!», я был словно из гранита высечен – и в то же время я был воздухом. Суть в том, что я не мог сдвинуться с места.