И ад следовал за ним: Выстрел
Шрифт:
Глава четырнадцатая, танец с запутавшимися привидениями
Наступит время, и клипы заменят и книги, и кино, и живопись, а потом мозги у человечества станут такими клиповыми, что уже нечем будет впитывать прекрасный и загадочный мир. Меня после школы все тянет на философию,
Дед в дороге рассказывал байки о том, что пару-тройку декад назад (звучало, как в допетровскую эпоху) в столице почти не было автомобилей, и он за двадцать минут доезжал до своего учреждения (какого я не спрашивал, опасаясь насторожить любимого родственничка). Романтическое время общежитий, где совокупляющиеся пары не считали нужным соблюдать законы приватности и частенько стукались друг о друга задами, длинных макинтошей и туфель на белом каучуке. Трупносерых макарон по-флотски (нечто вроде переваренных спагетти, заправленных собачьим фаршем) и странных копий «фиата» отечественной марки, которые захлебывались на ходу, испуская зловонные газы. Я слушал деда с пониманием, ибо уже давно усек, что хомо сапиенс не в состоянии вырваться из породивших его обстоятельств, и со временем я тоже буду со вздохом вспоминать полчища телок на каждом углу и правительство бывших менял и уличных воров. Маршрутка проехала километров двадцать (дед все радовался, что билет стоил тридцать деревянных, в Альбионе, как он прикидывал, на такую поездку пришлось бы ухлопать пол-обеда в аристократическом клубе «Набу» [37] ), и сбросила нас на пустынной остановке около леса. Тут дед замешкался и обвел орлиным взором окрестности, словно восставший из гроба Кутузов, восстанавливающий все детали битвы на Бородинском поле. Его выцветший глаз уперся в некий пышный куст, рядом с ним обнаружилась тропа, по которой явно бродили стопы авто и человека. Радостно крякнув, дед направился вдоль по тропе, укрепленной местами галькой. Так мы прошагали минут десять, пока перед нами не появился трехэтажный бревенчатый дом, обнесенный облупленным, но высоким забором, явно из золотого периода героического Мекленбурга. «Осторожно: злые собаки» висело у калитки (обычно злыми собаками оказываются сами хозяева), там же колыхался на алюминиевой проволоке небольшой однозвучный колокольчик.
37
Место знаменито тем, что там чемпиона мира по теннису Бориса Беккера окрутила русская авантюристка, имитировав интимную связь, причем самым невероятным способом. В результате бедолаге пришлось платить алименты в миллионных суммах.
Дед уже собирался зазвонить, как калитка отворилась (только тогда я заметил видеоглаз на заборе), и пред нами оказался старик в высоких валенках с галошами, последние я видел только в старых кинохрониках. Всем видом своим он напоминал Фантомаса: лысый блестящий череп, глазенки-буравчики, длинные криминальные руки, готовые вспрыгнуть на горло врага. Тренировочные штаны клуба «Динамо» указывали на его принадлежность к Монастырю. В давние времена носить такие штаны считалось стильным и престижным, а полный спортивный костюм с начесом приводил в волнение страждущих дам не меньше, чем нынешнее Версаче.
— Вам кого? — спросил он грубо, явно это был охранник самой низшей категории.
— Вы меня не узнаете? — залопотал дед, постыдно смутившись.
Наступила пауза, в течение которой Фантомас напряженно ощупывал
— Ах, это вы! — оживился старикан. — Так вас выпустили? А я думал, что… это самое… того… (тут послышались явные нотки разочарования).
Тем не менее он поднял длань и препроводил нас в дом, при этом во дворе я не приметил ни одной Баскервилыни из стаи, заявленной на заборе. Я ожидал увидеть древние буфеты и диваны совкового дизайна, но внутри оказалась изысканная антикварная мебель явно трофейного происхождения, скорее всего, прямо из здания гестапо (возможно, вместе с Гиммлером, Кальтенбруннером и Мюллером). Тут появилась худая мумия в фартуке, экономка или супруга или симбиоз обеих, но хозяин дома отослал ее обратно, достал из горки с саксонским фарфором початую бутылку водки и рюмки (только две, меня в счет не принял, по-видимому, считая пионером). После пары вспрыскиваний уста разверзлись.
— Я всегда был на твоей стороне, собаке собачья смерть. В партизанах я штук десять пособников расстрелял лично, рука не дрогнула. Да и ты задание имел на самом высоком уровне. Но сгубила все политика, шлюха беспринципная. Каждый вел свою игру, одни защищали интересы Отчизны, другие наводили мосты с Западом, без которого властью не пахло. Мечтали о супермаркетах, виллах, ранчо. Разве кто думал об олигархах в начале перестройки? Ну, сапожная мастерская, мелкая фирма, две, а не одна автомашины… Меня быстренько выперли из службы сразу же после переворота. Наверное, за то, что я не побоялся выскочить с пистолетом, когда мерзавцы снимали с постамента памятник Дзержинскому.
Он вздохнул и опрокинул полрюмки, уставившись мрачным взглядом на бутылку.
— Но ведь вы были вторым человеком в Монастыре, как вы могли допустить? — спросил дед неожиданно тонким голосом.
— Многим кажется, что наверху — как у Бога за пазухой. А там, наоборот, ощущаешь жуткую борьбу, подсидки, интриги, а отсюда и неуверенность. Власть делает трусливее, ибо вы дорожите ею до паники, вам страшно представить, что она ускользнет из рук! Начальство решает все. А тут не какой-нибудь мелкий пакт, а нешуточный альянс с Западом. Принципиальный союз при условии крушения всех наших ценностей.
— И вы допустили это прямое предательство! — Дед даже затрясся от пафоса.
— Сегодня — предательство, завтра — подвиг. История перекручивается каждый день. Тут, кстати, и ответ на твой вопрос. Не будь наивным. Хотя… я тоже верил в Крысу.
Он взялся за рюмку, но отпил лишь чуть-чуть и поморщился.
— Зачем вы здесь? И чем я могу помочь? (Морда его, однако, выражала одно: да убирайся ты на…)
— Я хотел повидаться с семьей и выяснить кое-какие обстоятельства, связанные с прошлым… далеким прошлым, — молвил дед, заметно нервничая.
— Рывок в историческое прошлое? Только это?
— Не только. Моего отца перед смертью мучила совесть. Он оставил свои записи.
— Совесть? — хохотнул Фантомас. — Это что-то новое для нашего брата. Мы были людьми революционной целесообразности, сейчас это ставят нам в вину все эти слишком совестливые жулики…. Чем занимается ваш сын?
— Бизнесмен. Владелец пивных заводов. Моя жена умерла (Фантомас поднял брови). Сын выделил мне в помощники своего отпрыска. Он чист душой и далек от политики (все же старики — Альцгеймеры и несут черт знает что).
— Он не накручивает нашу беседу на диктофон? — сощурился Фантомас.
— Ему это и в голову не придет. Повторяю: у него ангельская душа.
Тут мой милый дедушка сильно перегнул насчет души, впрочем, все преувеличивают достоинства своих отпрысков. Если бы он знал, что я однажды прихватил у папани из брюк кругленькую сумму. Да и мечтал после отхода дедули в мир иной присвоить его добротный крокодиловый ремень.
— Ваш отец из другой эпохи, я сам частично оттуда. Идеалист и честный службист. Я с ним не сталкивался, но знаю, что он не хапал. За чинами и наградами не гнался, потом отошел от дел. Других деталей я не помню.