И аз воздам
Шрифт:
— Ваш брат убил свидетельницу.
— Да, — тяжело выговорил гигант, вздохом едва не сдув Ульмера с табурета. — Так вот оно… У отчима женщина была на примете — вдова, одинокая, благочестивая и умная женщина, в возрасте с ним тоже одном… Решили пожениться — чтобы последние дни не коротать в одиночестве; оно все ж легче так, с родным человеком. Но не успели, отчим слег и… Ясно стало, что не до свадеб ему уже. Но она к нему в дом приходила, навещала, присматривала, как могла. И когда он переписывал завещание — она оказалась свидетельницей. На подписании присутствовали эта женщина, судья Юниус и нотариус. И вот вскоре после смерти отчима погиб нотариус…
— Просто-таки проклятая лавка какая-то, — заметил Курт. — На
— Что вы, майстер инквизитор, брат тут никоим образом не замешан! — как-то совершенно по-женски всплеснул руками гигант. — Он, конечно, грех на душу взял, душегубство совершил, но лишь одно; канцлер [21] по собственной вине погиб. Шел вечером домой, сильно подвыпивши, и с мостика-то в воду того… опрокинулся. Кто поблизости был, выловили его, попытались откачать, но где там… Пока был в бессознании — наглотался воды и преставился. Так вот и остались из свидетелей только судья да та женщина. И вот когда я явился с новым завещанием, судья заявил, что впервые его видит, а свидетельница лжет. Не то чтоб ему сразу поверили, хотя и было его слово против слова какой-то старой вдовы; нет, назначили еще одно слушание, чтобы во всем разобраться… А дальше — все как в протоколе записано: сперва судья Юниус ей угрожал, потом она пошла к моему брату, чтобы устыдить нечестивца, и там-то он ей в обед отравы и подсыпал. Официум начал расследование и… Вот, — уныло развел руками Клотц. — Оказалось, что и брат мой виновен, и его супруга была в курсе задуманного, и оба сына — все они на семейном совете одобрили убить славную женщину за место на рынке… Я тогда пожалел уже, что начал это дело; не хватайся я так за эту и впрямь проклятую лавчонку — не подтолкнул бы брата ко греху.
21
Канцлер городского рата также исполнял обязанности нотариуса.
— Я уже вам говорил, Вилли, — вмешался доселе молчавший Ульмер, — всякий сам отвечает за себя. И в грехах вашего брата вам себя винить не должно.
— Все ж родная кровь, — снова вздохнул хозяин дома. — И кто ж знал, что так оно обернется…
— Вот именно, — наставительно произнес молодой инквизитор. — Никто не мог знать, а уж вы — тем паче. Потому перестаньте уже казнить себя. За собственную душу он и должен держать ответ сам; уже ответил перед людьми, а после — и перед Господом.
Клотц понуро кивнул, опустив глаза и пробормотав что-то неразборчивое; Курт расслышал печальное «но всё равно…» и кашлянул, привлекая к себе внимание.
— Все то же самое вы рассказали и inspector’у? — спросил он, когда хозяин снова поднял к нему взгляд. — Он заходил к вам и интересовался подробностями дела. Вы рассказали ему то же, что и мне сейчас?
— Да, майстер инквизитор; только он спросил еще, что случилось с дочкой судьи и кто из магистратских занимался его делом.
— И что с дочкой?
— Так удавилась бедняжка. Она ведь до последнего полагала, что отца оговорили, что он ни в чем не виновен, а уж когда все разъяснилось, когда он сознался, когда соучастника нашли… Ее никто не доводил, — поспешно уточнил Клотц. — Не подумайте, майстер инквизитор. Никто ей не тыкал в глаза отцом-преступником, напротив — жалели, соболезновали, спрашивали, не надо ли помочь чем; она ведь со смертью отца совсем одна осталась, без средств к существованию… Но она ни с кем не общалась, всех сторонилась; а в день, как судью казнили — возвратилась домой и…
— Кто ее обнаружил?
— Соседка. К вечеру решила навестить ее, посмотреть как она там, узнать, не надо ли чего… Ну, и вот. Я это тоже рассказывал уже вашему предшественнику, майстер инквизитор. Мне кажется, он решил, что убили ее; только никому это было не нужно и не выгодно — наследников нет, дом городу отошел, да
— Все те, кто есть в протоколе? — спросил Курт, обратясь к Ульмеру, и когда тот молча кивнул, отмахнулся: — Не надо. Лучше скажите, что это за девица, на которой намеревался жениться ваш двоюродный племянник, и где мне ее найти.
— Девица? — растерянно переспросил Клотц, переглянувшись с молодым инквизитором. — А… девица-то вам к чему? Простите, — спохватился он тут же, — то есть, я хотел сказать, что она-то тут вообще ни при чем, я не собирался вас поучать…
— Я понял, — улыбнулся Курт. — У меня подобных допущений и в мыслях не было. А майстер Штаудт разве не интересовался ею? Не спрашивал о ней, не имел планов с ней побеседовать?
— Если и имел, то никому из нас об этом не известно, — чуть растерянно отозвался Ульмер, когда хозяин дома неопределенно передернул плечами. — Вилли, как я понимаю, он о ней не спрашивал, меня или майстера Нойердорфа тоже… Да и не видели его в той части Бамберга.
— «В той части» — это?..
— Рыбацкая деревня в Инзельштадте, — кивнув в сторону окна, пояснил Ульмер. — В самой ее бедняцкой части. Ее семья занимается ловом, а потом сама же продает свою добычу…
— Желание ее несостоявшегося супруга во что бы то ни стало получить торговое место в свете этого становится еще более понятным, — заметил Курт. — Даже странно, что девица оказалась ни при чем… Ты знаешь, где ее дом?
— Покажу, — кивнул инквизитор, — хотя убежден, что время будет потрачено напрасно: не желая никого задеть, замечу, что не при ее… уме и сообразительности оказаться в соучастниках. Я говорил с нею и уверен, что ее никто не ставил в известность.
— Полагаю, что ты окажешься прав, — согласился Курт, когда, распрощавшись с хозяином, они вышли под яркое летнее солнце, — однако для полноты данных все-таки следует с нею пообщаться. Если Штаудт не говорил никому о том, что намерен ее посетить, это значит лишь то, что он об этом не говорил, как и то, что его там не видели посторонние — значит, что его там не видели; и даже окажись девица впрямь невинней всех невинных — если пропавший inspector побывал там, это даст мне след в его поисках. Сожалею, Петер, но доказательство вины либо невиновности Официума — не моя цель и не моя работа; вскоре в кураторском отделении решат, кого направить на смену убитому, он этим и займется; если мне удастся что-то выяснить попутно с моим собственным расследованием — слава Богу, если же не сложится…
— Я понимаю, майстер Гессе, — вздохнул Ульмер с вялой улыбкой. — Но я именно на это и уповаю. Не зря же ходят о вас легенды, и мне думается…
— Дай-ка я кое-что тебе объясню, — утомленно вздохнул Курт, не дав ему договорить, — дабы избавить тебя от неоправданных упований. Тебе приходилось наблюдать за тем, как происходят выборы в магистрат? Представители гильдий и знатных семей внезапно начинают совершать до крайности добрые дела для блага города, но все равно больше говорят, чем делают; о многих из них начинают расползаться слухи, в которых оные представители описываются так, что Ангелам Господним остается лишь завидовать… Полагаю, для тебя не новость, что девять из десяти таких рассказов — не более чем преувеличение, и это в лучшем случае? Это работа на публику, от которой зависит их продвижение, наработка репутации, от которой зависят голоса. Попросту эта маленькая res publica [22] становится для них полем личной деятельности.
22
Государство; оно же — «общее дело», «общественное дело» (лат.).