И быть роду Рюриковичей
Шрифт:
На пристани о чём-то судачили два боярина в шубах нараспашку. Прокша догадался: небось о походе на Царьград речь ведут. Нынче о том все толкуют. Смерды, прознав о походе, сокрушались: летом у мужика вся работа, а его от земли намерились оторвать...
Время к обеду повернуло. Поднялся Прокша, ещё раз окинул взглядом реку и прошёл берегом к иве, клонившей голову к Днепру. Вчерашним вечером здесь он опустил в прорубь сплетённую из конских волос жилку с большим крючком, на который насадил кусок мяса.
Потянул Прокша жилку и вдруг почувствовал, как забилась рыба, гулять
— Ужо я из тебя ушицы наварю, то-то знатная получится!
Вскоре у избы полыхал костёр и в закопчённом котле булькала уха. Перевозчик принюхивался, причмокивал, деревянной ложкой перемешивал большие куски рыбы.
Ел Прокша степенно, с толком. К вечеру к нему присоединились двое караульных с гостевых дворов. Похлебали, отправились в город, а следом гридень с левого берега перебрался. Шёл осторожно, ведя коня в поводу. И его перевозчик угостил ухой. Гридень издалека скакал, от самой южной границы. Поел с устатку и снова в седло...
Далеко на западе тучи обрывались, открывая небо. Проглянуло солнце. Оно закатилось чисто, суля ясный день.
Сумерки сгустились. Поднялся Прокша, посмотрел на противоположный берег — будто никого — и пошёл к причалу, где под навесами сушились доски для ладей. Поговорил с караульными да и отправился в избу.
У Детинца на вечевой площади ударили в било. Глухой звук разнёсся в стылом воздухе, и тотчас отозвались все новгородские концы: Неревский, Людин, что на левом берегу, ему вторили с правобережья Торговый и Словенский, Плотницкий и Гончарский. Народ повалил на вече. Переговаривались, знали, зачем скликают. Молодые новгородцы довольны: будет где удаль показать. Шутили:
— Аль впервой паруса поднимать?
— Изведали севера, поглядим на юг!
Собрался люд на площади, ровно море в непогоду шумит. Но вот на помост взошли посадник и молодой княжич, и площадь затихла.
— Великий князь киевский тебе, люд новгородский, кланяется, — сказал посадник и обвёл площадь взглядом. — Он прислал к нам князя Игоря.
— Ты, княжич, Новгородом вскормлен и вспоен, скажи, что Олегу от нас надобно? — зашумело вече.
— Великий князь на ромеев собрался и вас с собой зовёт, — сказал Игорь. — На люд новгородский у него надежда.
И враз загомонили, закричали:
— Мы с великим князем заодно!
— Пойдём на ромеев!
— Поищем Царьграда!
Из толпы купцов и именитых выборных людей к помосту протолкнулся староста Торгового конца.
— Сказывай, Вышата!
— Ты чё, против?
— Обиды чинят ромеи нашим торговым людям, в город пускают под присмотром, на прожитье не дают и ладьи не чинят!
— Не стоять Новгороду в стороне от Киева! — заорало вече.
Тут князь Юрий голос подал:
— Коли так решили, то и собирать ополчение. Однако я в воеводы стар и потому вопрошаю: на кого укажете, люди новгородские?
Затихло вече и вдруг разом выкрикнуло:
— Доброгоста, старосту конца Плотницкого!
— Хотим видеть воеводой Доброгоста!
Вышел Доброгост, шапку скинул, поклонился на все стороны:
— Спасибо за доверие, новгородцы, а коли воеводой назвали, так и слушать слова моего.
— По-иному не быть!
— Воеводствуй над нами, коли князь Юрий не пожелал!
Всю оставшуюся часть зимы Олег провёл в подготовке к походу. И она доставила много забот. По всей русской земле сзывали люд, солили мясо в сольницах, сушили сухари, рассыпали по кожаным мешкам разные крупы, готовили припасы на все дни пути...
Ещё снег с земли не везде сошёл, как потянулись к Киеву ратники. Из Белоозера направлялись ополченцы, а с ними народ, именуемый «весь». Из земли чуди выступила дружина и ратники князя Эрика. Они ехали на конях и на телегах. Из Ростова, что на озере Неро, двинулся к Киеву князь Ростислав. Прошли землями кривичей, и те на ромеев ополчились.
Ночами подмораживало, а днями отпускало, и в грязь развезло дороги; привалы делали частые. У Смоленска сошлись со смолянами.
Большой силой тронулись и новгородцы, а водой поплыли охочие люди. Вели немалые дружины посадники Чернигова и Любеча.
Огромная пятнадцатитысячная рать скопилась у Киева.
Сошёл лёд на Днепре, и киевляне спустили ладьи на воду. К тому времени подошли ратники Полянские и древлянские, от северян и дулебов, а хорваты уведомили, что пристанут, когда Русь на Дунай выйдет. Великая сила русичей ополчилась на Царьград...
В середине мая зазеленели леса и в рост потянуло травы, степь и перелески оделись в цвет, а поля ощетинились рожью.
— Наступила пора, — сказал Олег. — Но прежде чем в путь тронемся, други мои князья и бояре, старейшины родов, подпишем ряд, дабы и впредь за Русь заодно стоять и врозь не тянуть!
На призыв великого князя откликнулся Ростислав:
— Не надобно нам усобицы, хотим единой Русью жить.
С ростовским князем остальные согласились и тут же условились, что первыми покинут Киев те, кому предстояло идти сушей. Над ними главным воеводой великий князь поставил боярина Никифора, а вторыми — князей Ростислава и Эрика да новгородского кончанского старосту Доброгоста.
За полками отплывали ладьи с воинством. Они должны были пересечь море и высадиться у стен Константинополя.
Новгородские ушкуйники явились к Олегу с просьбой:
— Дай нам Ивашку в кормчие, великий князь, и пусть он главенствует на нашем ключе [120] .
— Я и сам о том подумывал. Пусть будет так, — согласился Олег. — А в морском сражении вам, новгородские удальцы, поручаю спустить стяг на дромоне друнгария византийского флота.
Наконец настал день, когда под игру труб и бой барабанов воинство покинуло Киев, а Днепр закрыли паруса множества ладей, насад и расшив.
120
Ключ — здесь: боевое построение русского флота.