И дай умереть другим
Шрифт:
– Наш, «Ту-154», международных линий. И экипаж тоже наш.
– Кто обнаружил неполадки?
– Пилот. При пробном запуске двигателей.
– Подумайте хорошо. Не торопитесь. – Турецкий сделал паузу. – Могла ли оказаться поломка результатом преднамеренного вредительства?
– С какой целью? – возмутился Парфенов. – Враги народа объявились? По-моему, вы на полвека опоздали.
Впрочем, Турецкого такие детали не волновали.
– И тем не менее?
– Не думаю. В любом случае проверить уже невозможно.
Видя, что главный инженер опять ершится, Турецкий
– А заменить самолет нельзя было, когда поняли, что неполадку в пять минут устранить не удастся?
– Я таких вопросов не решаю. Но могу вам точно сказать: это целая канитель. Лишних самолетов на подхвате у нас, как вы, наверное, догадываетесь, нет.
– Хорошо. Допустим, вы обнаружили бы, что требуется даже заводской ремонт. Рейсы бы не отменили на неопределенный срок, нашли бы ведь замену? Рано или поздно?
– В итоге нашли бы. Но пару рейсов все-таки могли отменить. Запросто. Вы думаете, это большая редкость? Зимой, например, в среднем каждый тридцатый рейс по метеоусловиям отменяется или задерживается на сутки и более, что на самом деле одно и то же.
Турецкий сверлил инженера взглядом, имитируя чудовищный напор и выдающуюся силу воли.
– Кто принимает решение о замене рейса? Расскажите мне процедуру.
– Когда обнаружили неисправность, я сообщил в диспетчерскую службу. Они решают, куда приткнуть пассажиров. Если ничего не могут придумать или возникают проблемы с какой-нибудь иностранной или отечественной шишкой – докладывают по инстанции.
– Допустим. А за то время, пока вы ремонтировали самолет, футболисты могли добраться до Мюнхена другим рейсом, может, с пересадкой, транзитом?
– Насколько я помню, нет. Хотите проверить – уточните в диспетчерской.
Еще полчаса потребовалось Турецкому, чтобы поднять документы и найти одного диспетчера из бригады, дежурившей в тот день.
На Мюнхен ежедневно два рейса: наш и люфтганзовский. Сборная вылетела одиннадцатого утром люфтганзовским. Иванова со товарищи продержали до утра двенадцатого, и на этот рейс они уже успеть никак не могли. Воленс-ноленс пришлось ждать до шести вечера, а потом – и до двух ночи тринадцатого. А тринадцатого была суббота, и матч начинался в три – Турецкий это прекрасно помнил. По идее, они успевали, но прямо с корабля на бал. Катанян, как фанатичный приверженец строжайшего тренировочного графика, на игру бы их все равно не поставил.
Диспетчер сказал, что семьсот первый отложили сперва на час, потом главный инженер потребовал еще два часа, а когда за три часа не справились, начался аврал. Футболисты устроили скандал, но отправить их было все равно нечем. В итоге за восемь часов самолет-таки починили.
Турецкий проверил еще кое-что: четверо игроков сборной билеты сдали. Видимо, связались с Катаняном и он дал отбой… Все это хреново до невозможности, господин следователь Генпрокуратуры.
В Шереметьеве-2 больше делать нечего, нужно опять говорить с Олейником, опять начинать все сначала, по новому кругу.
Слава богу, не пришлось хоть снова ехать и снова ждать: по крайней мере, до Олейника удалось дозвониться. На вопросы про обыск в аэропорту он отвечать отказался, сославшись на подписку о неразглашении, зато подтвердил догадку, что команду не прилетать отставшим спортсменам дал сам Катанян. Они ему позвонили ночью из аэропорта. По его словам, провожала сборную на матч с немцами делегация Федерации футбола во главе с Решетовым лично.
Уехать домой с чувством исполненного долга после целого дня бестолковой беготни Турецкому не удалось. Вызвал Меркулов.
– Тут кляуза на тебя пришла. Ознакомься. – Костя протянул ему факс.
Турецкий нехотя развернул рулон. В верхнем левом углу красовался угловой штамп с номером. С каких пор, интересно, анонимки, перед тем как отправить факсом, регистрируют?
– С чего ты вдруг взял, что это анонимка? – мигом прочитал его мысли медиум Меркулов.
«…Генеральному прокурору Российской Федерации… Доводим до вашего сведения… Следователь по особо важным делам Турецкий А. Б. в присутствии свидетелей, явно превысив свои полномочия, грубо вмешался в работу диспетчерской службы аэропорта Шереметьево-2, чем нанес ущерб безопасности полетов… Просим вас принять соответствующие меры и оградить… Подписи: начальник диспетчерской службы… дежурные диспетчеры…»
– Что это за бред?! И откуда факс? Кто на эту бумажку поставил печать?
– Зришь в корень. Настрочили ее, видимо, прямо в Шереметьеве-2, отправили генеральному директору Аэрофлота, а он переслал нам. На всю бюрократическую волокиту ушло порядка часа. От того момента, как ты покинул аэропорт, до того, как факс лег на стол генпрокурору. Просто космические скорости.
– Оперативно, конечно, – согласился Турецкий. – Думаю, это Каменченко старается, советник Президента по спорту. Он уже всем свидетелям рты заткнул и взял подписку для верности. Теперь и от меня отделаться нужно. Между прочим, меня еще не отстранили, как водится?
– Между прочим, мог бы родное начальство просветить, чем дышат вице-премьеры. Тогда оно поможет. Возможно, – туманно пообещал Меркулов.
Эх, Костя, подумал Турецкий, если бы я тебя во все посвящал… Начальству положено знать ровно столько, чтобы сохранять спокойный, здоровый сон. А знай Костя, что надумал Турецкий, сон бы у него непременно испортился. Но все эти вице-премьеры, советники Президента и прочие губернаторы просто откровенно достали. И поскольку возможность вывести их на чистую воду легальными, законными методами отсутствует, определенно пришла пора воспользоваться методами нелегальными.
ГРЯЗНОВ
Черт его знает что это такое. Эта большая рыбалка никогда не закончится. Всю Москву уже перетрясли. Нашли больше двадцати разных людей по фамилии Рыбак, но все – мимо. Еще человек по десять каждый день задерживают, хоть отдаленно напоминающих искомого, и – мимо. Все его знакомые и полузнакомые сто раз проверены и – по нулям. За Кирсановым, Яриловцом, Улыбабовым, Переверзевым постоянная слежка (вдруг он лажанется и к ним сунется), но – безрезультатно. Так, может, Рыбак действительно дернул уже из Москвы?!