И даже когда я смеюсь, я должен плакать…
Шрифт:
— Господин Кафанке, гм… хм! Я вас все время хочу спросить…
— Да? — произносит Миша и тоскливо смотрит на него.
— Что это за штука, на которой вы сидите?
— Что? — спрашивает Миша озадаченно.
— То, на чем вы сидите, это что?
— Это биде, — говорит Миша.
— А! — говорит Мартин восхищенно. Ага! Он снова говорит! Дальше! Вперед, скорее! И он быстро продолжает:
— Это я прочитал на нем, что это биде «Princess». Но что это такое, биде «Princess», господин Кафанке?
6
Мартину удается его трюк, и человек-бассет
— …у них больше нет сливного бачка с поплавком сверху, и нет металлической цепочки с фарфоровым или пластмассовым шариком, — это новые унитазы — новые! На Западе они существуют еще со времен Аденауэра — у них бачок с водой вмонтирован под сиденьем, и кнопка или клавиша, которая открывает воду, тоже вмонтирована, так что ее зачастую даже не видно, так это хорошо сделано. — Сопение. — Есть даже такие унитазы, в которых сначала все смывается теплой водой абсолютно дочиста, а потом высушивается потоком теплого воздуха, так что никакой бумаги больше не нужно! — Миша улыбается, как в чудесном сне. — Таких у меня нет, эти не для нас, но они существуют! Вы даже не представляете себе, что только бывает!
— Значит, у нас, у нас дурацкий старый бачок над крышкой…
— Здесь почти у всех еще этот дурацкий бачок, Мартин. Почему? Потому что мы отстали от нормальной жизни, все тратится на вооружение, только у слуг народа в Вандлице, у них были современные унитазы, я их сам видел. Но теперь, поскольку мы живем при демократии и в Едином Отечестве, нужно покончить со сливными бачками, металлическими цепочками и всей этой старой рухлядью. Теперь у нас должно быть все новейшее из нового, например, ванны «Whirlpool» — вихревые. — Тут голос Миши, иссякнув, затихает, и сам он вдруг оседает, печально и безнадежно глядя на грязь во дворе.
— Это же для вас замечательно! — не давая затянуться паузе, кричит Клавдия.
— Замечательно, — повторяет он. — Замечательно?
— Ну да, ведь в вашем магазине вон какими большими буквами написано: «Наконец-то жить станет лучше!» Разве нет? Со всеми этими вещами, которые у вас есть для того, чтобы наконец жить лучше. Унитазы и ванны, стиральные автоматы и все это — у вас же это раскупят нарасхват.
— Не-а, — произносит человек-бассет и печально сопит.
— Не-а? — спрашивает Клавдия озабоченно.
— Не-а, — повторяет бассет. — Я же сказал, «нужно покончить», заметь. Нужно покончить, и все должно было бы раскупаться, а это вовсе не значит, что так и будет! И оно совсем не раскупается. Берут иногда унитаз или ванну, да, это хорошо, но ни разу «Whirlpool» или… Были такие планы, такие большие надежды, а теперь… Ни у кого на все это нет денег… — Миша поднимается. Хватит болтовни, к черту эти трюки для улучшения настроения. — Вас же все это не интересует. А я-то, идиот, пустился
— Вы боитесь, — говорит Мартин. Теперь попробуем с ним так. Никто не захочет признаться, что боится, никто.
Но Миша ведет себя необычно.
— Да, — отвечает он без колебаний.
— Вы боитесь нам помочь?
— И это тоже, — говорит Миша.
— А еще что?
— Вообще, — говорит Миша. — Я всегда боюсь.
— Но почему, господин Кафанке, почему?
— Видишь ли, в наше время не нужны основания для того, чтобы бояться, — говорит Миша. «Кивит! кивит!» — пищит унылая птица на мертвом дереве в пустом поле. Это так! Это так!
— Так всегда с вами было? — спрашивает Клавдия. — Всю вашу жизнь?
— Да, но не до такой степени. Так плохо стало только в последнее время.
— В последнее время — когда? — Говорить! Выиграть время! Он поможет нам. Только взгляни на него, какой он несчастный и какой добрый!
— С тех пор, как я заключил этот договор с Фрейндлихом, сразу после воссоединения, — говорит Миша тихо, внезапно уносясь в мыслях куда-то далеко отсюда.
— С каким таким Фрейндлихом?
— Из «Кло-о-форм верке», завода сантехники в Вуппертале. Я же сказал — уходите! — кричит Миша, снова возвращая их к действительности. — Чего вам еще надо? — Сопение, тяжелый глубокий вздох и потом что-то похожее на глухую жалобу:
— Я хотел бы вам помочь — но чем? Я-то хочу, чтобы вас обоих оставили в покое, но как это сделать?
— Шантаж, — говорит Мартин.
— Что? — спрашивает бассет.
— Нам ничего другого не остается, господин Кафанке. Мы должны шантажировать наших родителей.
— Ага, — говорит Миша, — шантажировать. Родителей. А как?
— Мы не вернемся больше домой, если они не оставят нас обоих в покое.
Клавдия сразу принимает эту идею;
— Мы напишем им письмо. Нам надо спрятаться, чтобы нас не могли наказать за то, что они работали на Штази, — если они на нее работали. Сейчас слишком много и безнаказанно клевещут.
— А если они не уступят?
— Тогда мы будем жить, скрываясь, — говорит Мартин.
— Ага, — говорит Миша, предчувствуя недоброе. — Скрываясь. А где?
— Так у вас же, господин Кафанке! Мы здесь уже освоились. И нас тут никто не будет искать.
Теперь все ясно.
— Да ты с ума сошел? — Миша нервничает. А когда он нервничает, он начинает сопеть сильнее. — У меня — это уже ни в какие ворота! Что же я, черт возьми, за идиот! Вас надо было сразу же вышвырнуть вон, сразу же!
— Но вы же этого не сделали.
— Только потому… потому, что я идиот.
— Вы не идиот, господин Кафанке, — говорит Клавдия, глядя прямо ему в глаза. — Вы добрый человек. Поэтому вы нас сразу и не выгнали!
— Заткнись! Добрый человек! — Миша все больше нервничает и все громче сопит. — Спрятаться! Шантажировать! Втянуть меня в такое дело! — Идиотская идея, думает он. — А школа? Что со школой?
— А что с ней случится?
— Вам же надо ходить в школу!
— Это нас мало беспокоит, — говорит Клавдия. — Школа! Вы себе даже не представляете, что за дрянь эти наши школы!