«И дольше века длится век…». Пьесы, документальные повести, очерки, рецензии, письма, документы
Шрифт:
Итак, всё началось с репортёрской заметки – сперва о приезде, а затем – о встречах с московскими пролетариями. Старик произвёл на меня неизгладимое впечатление – до сих пор вижу его изрытое петельками морщин лицо, сухие голубоватые глаза, вьющиеся по ветру длинные седые волосы. Особенно мне запомнились его руки – он постоянно жестикулировал, но движения его рук походили на движения рук дирижёра.
Вскоре я обратился во французскую секцию Коминтерна к Андре Марти [38] . Получил от него очень обстоятельный ответ, в котором он приветствовал мой замысел поведать о судьбе автора музыки «Интернационала» и мои письма отправлены им в Париж в
38
Подробнее об Андре Марти см. далее.
Из редакций очень любезно откликнулись, и вскоре ко мне стали поступать конверты с газетами, с копиями писем, выписками из дневников…
А всё, повторяю, началось с репортерской заметки. Вот первый текст:
«В Москву прибывает Пьер Дегейтер – автор всемирно известного гимна – “Интернационал”. Пьер Дегейтер – французский рабочий, мебельщик из города Лилля. Ему в настоящее время свыше 80 лет. Мечтой Пьера Дегейтера в последние годы было посетить СССР, где написанная им музыка стала государственным гимном. Пьер Дегейтер будет помещён в Доме ветеранов революции, где уже живут французские коммунары Инар и Гё».
Вторая заметка была обстоятельнее:
«Вчера в Москву прибыл автор революционного гимна “Интернационал – старый французский рабочий Пьер Дегейтер. На вокзале он был встречен председателем Всесоюзного общества по культурным связям с заграницей, представителями Московского городского совета профессиональных союзов и старыми французскими коммунарами Фуркадом и Инаром».
Пьера Дегейтера приветствовали как автора гимна, под звуки которого русские рабочие шли в Октябре 1917 года на штурм капитала.
«– Я очень тронут тем исключительно тёплым приёмом, – сказал нам Дегейтер, – который был оказан мне, являющемуся всего лишь вашим единомышленником в борьбе за лучшую жизнь. Я счастлив, сознавая, что нахожусь в стране великой революции, в стране, победившей феодализм и рабство и сделавшей рабочих хозяевами своей судьбы. Россия, бывшая всего десять лет тому назад синонимом рабства, превратилась в страну, на которую обращены взоры трудящихся всего мира. Я счастлив, что вашим гимном, гимном революционной России, является “Интернационал, пение которого вызывает “гусиную кожу”, повергает в смятение и ужас у тех, кто строит своё благополучие из эксплуатации рабочих!»
Когда к Пьеру Дегейтеру обращались русские товарищи, приятная улыбка неизменно показывалась у него на устах. Она не была простым знаком обычной французской любезности и вежливости. Его очень трогало внимание, порою настолько, что на его глазах показывались слёзы, лицо оживлялось, голос креп.
Старик охотно рассказывал о своих молодых годах, а однажды он поведал нам полную страсти и гнева историю возникновения гимна. Он говорил о том, что эта песня рождалась в пылу и крови классовых битв. Он вспоминал завет Эжена Потье – вооружать песней революцию и песней помогать Коммуне, ибо «песня – это крылатая мысль». (Позже я узнал, что это цитата из Виктора Гюго.)
Москва оказала Пьеру Дегейтеру горячий приём. Он присутствовал на VI Конгрессе Коминтерна, на массовых демонстрациях московского пролетариата. Эти события очень взволновали его. Все участники конгресса встретили появление Дегейтера за столом президиума продолжительной и бурной овацией, затем все встали со своих мест и запели «Интернационал». Гимн звучал тогда на 58 языках, в том числе на немецком, итальянском, польском, французском, английском, голландском, китайском, японском, финском и других.
Старик был в те дни, как он сам потом признавался, на вершине счастья:
– Я стоял на высочайшей трибуне славы – у мавзолея великого Ленина. Я слышал небывалый хор: Красная площадь пела мою песню, сложенную в годы бесправия и угнетения. Скажите, мог ли мечтать о такой славе, о таком признании хоть один певец в мире! Я один удостоился такой высочайшей чести. Я, бедный столяр, уличный певец, продавец газет в последние годы…
А между тем программа пребывания Дегейтера в СССР продолжалась. Он побывал в ряде рабочих клубов, принимали его у себя представители музыкальной общественности. Рассказы Дегейтера о себе становились всё проще, откровеннее и всё глубже по содержанию. Во время одной из таких встреч он рассказал о своей беде:
«Ещё недавно>, когда меня пригласили в Советский Союз, газеты “социалистов шумели: “Кого они приглашают? Ведь настоящий автор музыки "Интернационала'* не Пьер Дегейтер, а его брат – Адольф… “Но теперь-то все знают, что это ложь, и памятник с золотой нотной линейкой на могиле Адольфа в Лилле давно уже снесен по приговору кассационного суда. Адольф был лишь пешкой в руках ловких политических игроков – Гекьера и Делори, которые хотели завладеть нашей песней в своих чёрных интересах».
Парижская коммуна, её герои и певцы
Теперь несколько слов о Коммуне. Ключом к её истории могут быть слова Эжена Потье: «Несчастная Коммуна! Мы никогда не узнаем, сколько негодяев трудилось над твоей гибелью!» Кто он? Ученик красильщика, республиканский настроенный рабочий, ненавидящий империю. Его избирают в синдикат (профсоюз) разрисовщиков тканей в качестве уполномоченного профсоюза. Это – 60-е годы минувшего века. Перед нами проходит биография рабочего, агитатора и пропагандиста, руководителя касс взаимопомощи, общества сопротивления, организатора рабочей кооперации и секции I Интернационала. Он чудом спасся от расправы солдат генерала Галифэ, эмигрировал сперва в Англию, где встречался с Карлом Марксом, затем в США, где работал в социалистической рабочей партии. После 80 года – убеждённый марксист.
Важно подчеркнуть, что сборник «Революционные песни» Потье посвятил не только оставшимся в живых борцам Коммуны, но и Лафаргу, которому его песни и стихи казались «художественными документами партийной политики».
Из чего складывался он как поэт? Из идей Бланки, Фурье, Прудона. Он преклонялся перед Бабефом, был учеником фаланстьерской школы [39] , ненавидел Наполеона, присутствовал при разрушении Вандомской колонны. Войну он ненавидит. И вместе с тем этот человек становится горячим сторонником гражданской войны.
39
Прокомментировать все названные здесь и далее имена и реалии из истории Франции не представляется возможным. Желающие могут обратиться к специальным научным трудам. Прошу учесть также, что общекультурный уровень работников художественных учреждений довоенного Ленинграда, в том числе и рядовых, был весьма высок, что отмечают и историки, и авторы мемуаров. Например, как вспоминал Н.А. Сотников, среди корректоров издательств «Прибой» и «Пролетарий» почти все женщины были выпускницами классических гимназий.