И гаснет свет

Торин Владимир

– Книжку? Что за детские забавы! Где настоящие наказания?

– Настоящие? – спросила Марго.

– Да, настоящие! Например, отрезать мне палец! Засунуть мне в рот мышь! Или даже двух – пусть дерутся внутри! Или еще что-нибудь в том же духе.

– Я… я подумаю. – Марго всю передернуло. – А пока что я пришла уложить тебя в постель. Уже слишком поздно!

– Да, слишком поздно! Но я совсем не хочу спать! Я хочу поиграть со своими милыми игрушками!

– Хорошие мальчики так себя не ведут, – сказала Марго.

– Как? Как не ведут? – уточнила кукла.

– Хорошие мальчики ложатся

спать вовремя, не разбрасывают и уж тем более не ломают игрушки, а еще…

– Еще? – перебило существо и заговорило едва слышно – задумчиво: – Хозяин учил меня подстраиваться, учил а-дап-ти-ро-вать-ся. Кхм… что бы сказал, что бы сказал, что бы сказал глупый ребенок на моем месте?

Малыш Кобб оглядел комнату, и взгляд его остановился на камине.

– Мне так холодно, мамочка. Может быть, ты разожжешь огонь? Ты сделаешь это для меня? Мне кажется, я… кхе-кхе, – деланно покашлял он, – простудился. Ты же не хочешь, чтобы я болел, мамочка?

– В кровать! Быстрее! – велела она.

Малыш Кобб включился в игру. Ринулся к кровати, вскарабкался на нее и забрался в постель.

Марго подняла с пола лампу и поставила ее на прикроватную тумбочку, после чего заботливо подоткнула кукле одеяло, не отрывая взгляда от револьвера, который та по-прежнему сжимала в руке.

– Камин, – напомнил Малыш Кобб.

Марго кивнула, достала из кармана платья длинный спичечный коробок и склонилась над камином. Отодвинула кованую решетку – та лязгнула на петлях. Крутанула ручку ворота, перемешивая золу, потянула на себя рычаг, и из кирпичной стенки выполз короб, через который в очаг высыпалось несколько горстей свежего угля. Затем Марго достала из спичечного коробка тоненький цилиндр в оберточной бумаге с надписью: «Химрастопка Труффель» – и подожгла его спичкой. Засунув палочку химрастопки под груду угля, она закрыла решетку. Из камина раздалось шипение, он испустил облачко фиолетового дыма, и жарко разгоревшийся за какие-то мгновения огонь жадно облизал приготовленную для него крохкую снедь.

Хлопоча у камина, боковым зрением Марго пыталась разобрать, что же делает сейчас проклятая тварь в постели ее сына. Малыш Кобб не шевелился – просто глядел на нее.

Закончив с огнем, Марго подошла к кровати и села на краешек. Она зашла издалека:

– Долгий-долгий день, да, дружок?

– Да, очень долгий.

– И такой насыщенный… День рождения! Тебе понравились подарки?

– Очень! Просто замечательные! Больше всего мне понравилось их ломать!

Марго на мгновение закрыла глаза и сглотнула. После чего вновь поглядела на тварь, стараясь не коситься на револьвер, который та держала поверх одеяла.

– Ты сегодня ставил спектакль? Расскажи мне…

– Балет! Балет! – воскликнул Малыш Кобб. – Сначала это был балет! Куклы танцевали. Они дергались, крутились-вертелись, спотыкались и падали. Я велел им быть расторопнее. Велел слушать своего хозяина! Я просто хотел увидеть прекрасный балет, понимаешь?! Но они были непослушными, и я отламывал им ручонки – для балета они им без надобности! И тогда они стали танцевать лучше – дергались, как сверчки, проткнутые булавкой. Ох, что это был за балет! Куклы танцевали, да… но это был не просто какой-то там глупый

танец! Крутясь и вертясь, они отламывали друг другу руки и ноги, а затем безвольно падали на ковер – уродцы, бьющиеся в конвульсиях, скрипящие, скрежещущие и страдающие. Прямо как тот старикашка, которому я однажды отрезал пальцы и засунул их ему в рот…

Слушая все это, Марго с трудом сдерживала рвотные позывы. Буквально от каждой фразы этого маленького монстра ее едва ли не выворачивало наизнанку.

– Тебе понравилось? – спросила она.

– Да! Лучший балет!

– А… – она замялась, – а твоим зрителям?

– Каким еще зрителям? – с подозрением на нее глянув, спросил Малыш Кобб.

– Твоему маленькому первому зрителю… – едва слышно произнесла Марго.

– Никого здесь не было! – завопила кукла. – Только я! Только я! Ты что, пытаешься жульничать?!

Рука с револьвером уже начала подниматься, но Марго поспешила успокоить Малыша Кобба:

– Вовсе нет! – быстро проговорила она. – Конечно же, здесь никого не было. Только ты.

Когда Малыш Кобб успокоился, Марго вновь заговорила:

– Какой подарок понравился тебе больше всего? Расскажи! Тебе понравился мой дирижаблик?

– Нет, – презрительно бросил Малыш Кобб. – Глупая финтифлюха.

Иного ответа Марго и не ожидала.

– Если мне память не изменяет, – начала она осторожно, – было что-то такое… замечательное, восхитительное… ммм… кажется, его принес Джонатан.

– Джонатан?

– Твой папа.

– А, ну да.

– Он принес его… – для пущей убедительности она даже приставила палец ко лбу, – откуда же? Из какой-то лавки игрушек в переулке Фейр. Как же она называлась?

– «Лавка игрушек мистера Гудвина»! – радостно подсказала кукла. – Это мой… гм… вернее, его, Малыша Кобба, старый дом. Он там жил с Хозяином и другими деревянными уродцами.

– Владелец лавки мистер Гудвин и есть Хозяин Малыша Кобба?

Могла бы кукла морщиться, она бы непременно сделала это прямо сейчас.

– Ты можешь мне рассказать про этого Малыша Кобба? – спросила Марго. – Кто он такой?

– Всего лишь резное полено! Хоть и не обделенное очарованием!

Тут Марго бы поспорила, но она не имела права выходить из роли.

– А как так вышло, что он живой?

– Я не знаю, – сказал Малыш Кобб. – Это все Хозяин. Тьма однажды просто рассеялась, и Малыш Кобб открыл глаза. И ему очень не понравилось то место, где он оказался. Отвратительное, мерзкое место. Малыш Кобб презирает его.

– Это мистер Гудвин дал Малышу Коббу жизнь?

– Думаю, да.

– Как он это сделал? Он какой-то ученый?

– Что значит «ученый»?

– Ну, это очень умный человек, который знает всякие науки.

– Да, Хозяин очень умный! Он умнее всех!

– А почему он продал Малыша Кобба?

– Малыш Кобб ему надоел. Он сказал: «Ты мне надоел, Малыш Кобб! Пусть с тобой возится кто-то другой!».

Марго отвела взгляд и уставилась на бедные покалеченные игрушки, лишенные ручек, ножек, с отломанными головами и вспоротыми животами. Даже паровозик представлял собой нечто ужасное: колесики и трубы были выкорчеваны безжалостными руками. Где-то здесь и Калеб. Сломанный и изувеченный, будто просто еще одна игрушка…