И грянул гром… (Том 4-й дополнительный)
Шрифт:
В послевоенные годы писатель продолжал исследовать «историю будущего», опубликовал многочисленные научно-фантастические произведения. Однако, несмотря на популярность, склонность Р. Хайнлайна к сильной личности и его убежденность в неустранимости борьбы и войн, даже межзвездных, не могут не вызывать весьма критического отношения к его творчеству.
Рассказ «И построил он дом…» относится к раннему периоду творчества Р. Хайнлайна.
«И ПОСТРОИЛ ОН ДОМ…»
Во всем мире американцев считают ненормальными.
Они обычно в принципе соглашаются с этим обвинением, но источником инфекции называют
А обитателям Голливуда нет дела до всех этих пересудов; они живут себе на здоровье и купаются в лучах его славы. Захотите — повезут вас в машине на Лорэл Каньон («здесь у нас живут самые необузданные»). Жители Каньона — женщины с длинными загорелыми ногами и мужчины в трусах, постоянно занятые перестройкой и реконструкцией своих вечно неоконченных домов, — те не без доли презрения относятся к скучным созданиям, которые живут в респектабельных кварталах центра города. Они тешат себя тайной мыслью, что они — и только они — знают, как надо жить. Лукаут Маунтин Авеню — это название узкой боковой улочки, которая ответвляется от Лорэл Каньона. Канъонцы не любят, когда о ней упоминают; в конце концов, должны же быть какие-то границы?
В одном из верхних этажей дома № 8775 по Лукаут Маунтин жил Квинтус Тил, бакалавр архитектуры.
Здесь уместно напомнить, что даже архитектура Южной Калифорнии не такая, как в других штатах.
Запеченные в тесте сосиски, которые, как известно, американцы называют «горячими собаками», здесь продают в ларьках, по виду напоминающих — кого бы вы думали? — да, да, щенка. Такой ларек по продаже «горячих собак» так и называется: «Щенок». Мороженым здесь торгуют в огромных гипсовых фунтиках — они точь-в-точь как настоящие, вафельные, — а неоновые надписи, призывающие есть красный перец, сверкают на крышах сооружений, в которых без труда угадываются перечные стручки.
Внутри крыльев трехмоторных транспортных самолетов размещаются бензин и смазочное масло, на крыльях нарисованы дорожные карты — пользуйтесь на здоровье бесплатно! — а патентованные уборные, которые для вашего удобства проверяются каждый час, располагаются в кабине самого самолета.
Все это может удивить, даже повергнуть в изумление туриста, но местные жители, которые под знаменитым калифорнийским солнцем ходят в полдень с непокрытой головой, относятся к этим вещам как к делу обычному, само собой разумеющемуся.
Квинтус Тил считал архитектурную деятельность своих коллег слабыми, робкими, неумелыми и малодушными потугами.
— Что есть дом? — спросил как-то Квинтус у своего друга Гомера Бейли.
— Ну, в общем, в широком смысле слова, — начал тот осторожно, — я всегда считал, что дом есть устройство, предназначенное для защиты от дождя.
— Чушь! И ты туда же!
— Я ведь не сказал, что это исчерпывающее определение…
— Исчерпывающее! Да оно просто в корне неверно. Если встать на такую точку зрения, то нам и в пещерах бы прекрасно жилось. Но я не виню тебя, — продолжал Тил с воодушевлением, — твои взгляды ничем не хуже, чем у тех умников профессионалов, которые считают, что архитектура — дело их жизни. Даже модернисты — в чем их заслуги? В том, что они убрали кое-какую мишуру да наляпали хромированных планок, вот и все. А в душе-то они
— Комиссионные, — коротко вставил его друг.
— А? Что? Как ты сказал? — Тил не смог остановиться в потоке своих слов, захлебнулся, опомнился и ответил: — Комиссионные. Да, верно, комиссионные. А почему? Потому что я считаю, что дом — это не задрапированная пещера. Дом — это машина для жилья, это живая динамичная штука, это пространство, в котором происходит жизненный процесс, которое изменяется с настроением живущего в нем человека, а вовсе не мертвый статичный гроб большого размера. Почему же мы должны держаться за устаревшие догмы наших предков? Всякий дурак, обладающий зачатками знаний по элементарной геометрии, сможет спроектировать дом в его обычном понимании. Но разве статическая геометрия Эвклида — это все, чем располагает математика? Мы что же, совершенно должны игнорировать теорию Пикара — Вессиота? А модульные системы? А богатейшие возможности стереохимии? Так что же, разве в архитектуре уже нет места для трансформаций, для гомоморфологии, для действенных структур?
— О господи! — отвечал Бейли. — Ведь с таким же успехом ты мог бы говорить, например, о четвертом измерении в архитектуре.
— А почему бы и нет? Почему мы должны ограничивать себя… Послушай! — Тил прервал себя и уставился в пространство. — Гомер, а ведь ты сейчас высказал чрезвычайно ценную мысль. Действительно, почему бы нам не использовать это? Подумать только о бесконечном богатстве выражения и взаимоотношений, таящемся в четырех измерениях. Какой дом, какой… — Он застыл на месте, его светлые выпуклые глаза задумчиво помаргивали.
Бейли подошел к нему и тронул его за руку.
— Брось ты все это. И что ты городишь, какие четыре измерения? Четвертое измерение — это время. В НЕГО ведь гвоздя не вобьешь.
Тил сбросил руку друга.
— Да, да, конечно. Четвертое измерение — это время, но я — то думаю о четвертом пространственном измерении — таком же, как длина, ширина и высота. В целях экономии материалов и удобства размещения с этим ничто не может сравниться. А уже о том, что экономится площадь под фундамент, и говорить не приходится: на месте однокомнатного дома можно будет возвести дом в восемь комнат. Как, например, тессеракт…
— Какой еще тессеракт?
— Ты что, в школе не учился? Тессеракт — это гиперкуб, квадратное тело в четырех измерениях — ну, знаешь, как у куба три измерения, а у квадрата два. Давай-ка я лучше тебе покажу.
Тил побежал на кухню и принес оттуда коробку с зубочистками, которые он высыпал на стол, небрежно сдвинув в сторону стаканы и почти пустую бутылку из-под джина.
— У меня где-то завалялся пластилин — он нам понадобится.
Один из углов комнаты загромождал письменный стол. Почти засунув голову в один из его захламленных ящиков, Тил начал нетерпеливо рыться в нем. Наконец, он разогнулся, держа в руках кусок пластилина.
— Вот.
— Что ты хочешь делать?
— Сейчас узнаешь.
Тил торопливо отщипывал небольшие кусочки пластилина и скатывал из них шарики величиной с горошину. Потом воткнул в эти шарики четыре зубочистки и сделал квадрат.
— Видишь? Вот квадрат.
— Ну, вижу, а дальше что?
— Еще один такой же квадрат плюс еще четыре зубочистки — и у нас куб.
Теперь из зубочисток образовался каркас коробки с равными гранями — куб, углы которого держались с помощью катышков пластилина.