И колыбель упадет
Шрифт:
Вот оно. Он спокойно объяснил:
— Миссис Льюис безумно боялась предстоящих родов. Теперь все понятно, не правда ли? Она знала, что никогда не сможет заставить кого-нибудь поверить, будто отец ребенка — ее муж.
Они стали спрашивать об Анне Хоран и Морин Кроули. Они подобрались близко, слишком близко, как собаки, которые лают при виде добычи.
— Эти две молодые женщины — типичное явление среди тех, кто просит об аборте, а потом, когда наступает эмоциональная реакция, обвиняет врача. Ничего необычного, знаете ли. Спросите любого
Ричард слушал, как Скотт ведет допрос. Скотт был прав, вяло подумал он. Вместе все складывалось. По отдельности выглядело несерьезным, объяснимым. Если им не удастся доказать, что смерти в гинекологическом отделении наступили в результате противоправных действий, они не смогут обвинить Эдгара Хайли и возбудить дело.
Хайли держался так спокойно, так уверенно. Ричард попробовал представить, как вел бы себя отец, невропатолог, начни ему задавать вопросы о смерти пациентки, подозревая его в противоправных действиях. Что сказал бы Билл Кеннеди? Или он сам, Ричард, человек и врач? Не такая реакция, как у этого доктора — не было бы этого сарказма, этого презрения.
Это игра. Ричард не сомневался. Эдгар Хайли играл. Но как доказать? Он с уверенностью понял, что им никогда не найти улик в отчетах Хайли. Он слишком умен для этого.
Скотт спрашивал про ребенка Беркли.
— Доктор, вы знаете, что у миссис Элизабет Беркли родился зеленоглазый ребенок. Разве с медицинской точки зрения такое возможно, если у родителей и всех бабушек и дедушек глаза карие?
— В общем, невозможно, но, видимо, мистер Беркли не является отцом этого ребенка.
Ни Скотт, ни Ричард и не ожидали признания.
— Это не значит, что я знаю, кто отец, — спокойно продолжал Эдгар Хайли. — Но я сильно сомневаюсь, что дело акушера — вмешиваться в такие вещи. Если моя пациентка желает сказать мне, что ее муж — отец ребенка, значит, так тому и быть.
Как обидно. Придется отложить мысли о славе еще на некоторое время. Теперь он никогда не сможет заявить о своем успехе, предъявив ребенка Беркли. Но будут и другие.
Скотт посмотрел на Ричарда, вздохнул и встал:
— Доктор Хайли, когда вы завтра придете в кабинет, то обнаружите, что мы конфисковали все ваши медицинские и деловые отчеты. Мы серьезно озабочены большим количеством смертей среди матерей в Вестлейкской клинике, и это дело находится под тщательным расследованием.
Он почувствовал твердую почву под ногами.
— Я приветствую самое тщательное изучение отчетов обо всех моих пациентках. Смею заверить, что уровень смертности среди матерей в нашей клинике крайне низкий, учитывая случаи, с которыми мы имеем дело.
По дому поплыл запах фондю. Он хотел съесть его. Он ужасно проголодался. Если фондю не помешать, оно пригорит. Еще несколько минут. Зазвонил телефон.
— Пусть ответит моя телефонная служба, — сказал он, но тут же понял, что не может так поступить. Конечно, звонят из больницы, чтобы сообщить ему, что миссис Демайо все еще не вернулась домой, и ее сестра обезумела. Это может стать отличным поводом сообщить прокурору и доктору Кэрроллу об исчезновении Кэти. Он взял трубку.
— Доктор Хайли.
— Доктор, это лейтенант Вейнгарден
Саквояж.
— Его нашли? — Что-то в голосе выдало его. Прокурор и доктор Кэрролл пристально наблюдали за ним. Прокурор подошел к столу и открыто взял трубку параллельного телефона.
— Да, мы нашли ваш саквояж, доктор. В том-то все и дело. Несколько предметов, находящихся в нем, могут привести к гораздо более серьезным обвинениям, чем обвинение в воровстве. Доктор, вы не опишете содержимое вашего саквояжа?
— Лекарства, несколько основных препаратов, аптечка первой помощи.
— Как насчет медицинской карты пациентки доктора Эммета Салема, окровавленного пресс-папье и старого башмака?
Он почувствовал тяжелый, подозрительный взгляд прокурора. Закрыл глаза. И совершенно спокойно поинтересовался:
— Это шутка?
— Я знал, что вы так ответите, сэр. Мы сотрудничаем с прокуратурой округа Вэлли по делу о подозрительной смерти доктора Эммета Салема. Я сейчас позвоню прокурору. Похоже, что наш подозреваемый мог убить доктора Салема при ограблении. Спасибо, сэр.
Он услышал, как Скотт Майерсон приказал полицейскому:
— Не вешайте трубку.
Он медленно опустил трубку на рычаг. Все кончено. Теперь, когда саквояж у них, все кончено. Как бы ни пытался он блефовать, расследование закончилось.
Пресс-папье, липкое от крови Эммета Салема. Медицинская карта Венджи Льюис, противоречащая тому, что записано в его отчетах. Этот убогий, грязный мокасин. Если башмак впору…
Он посмотрел на свои ноги, беспристрастно оглядывая патину на красивых английских туфлях из кордовской кожи. Они не остановятся, пока не найдут подлинные медицинские карты. Если башмак впору, носи его.
Мокасины не были впору Венджи Льюис. Высшая ирония заключалась в том, что они были впору ему. Так же очевидно, как если бы он в них ходил, они привязали его к смертям Венджи Льюис, Эдны Берне, Эммета Салема.
Истерический смех сотряс его крепкое тело. Прокурор закончил говорить по телефону.
— Доктор Хайли, — официальным тоном заявил Скотт Майерсон, — вы арестованы за убийство доктора Эммета Салема.
Полицейский, сидевший за столом, быстро поднялся. До этого момента не осознавал, что следователь делал записи. Он смотрел, как следователь достал из кармана наручники.
Наручники. Тюрьма. Суд. Человеческие ничтожества будут судить его. Он, победивший первый акт жизни, рождение, станет обычным заключенным.
Он вскочил. Необузданная сила вернулась. Он провел операцию. Несмотря на его талант, операция не удалась. Пациент мертв. Остается только выключить системы поддержания жизни.
Доктор Кэрролл с любопытством смотрел на него. С момента их встречи в среду вечером, Кэрролл проявлял враждебность. Каким-то образом Эдгар Хайли был уверен, что именно Ричард Кэрролл начал его подозревать. Но он отомстит. Смерть Кэти Демайо станет его местью Ричарду Кэрроллу.