«И мы, как боги, мы, как дети…»

Волошин Максимилиан Александрович

13

Мир шел искать себе обитель,Но на распутьи всех дорогСтоял лукавый Соблазнитель.На нем хитон, на нем венок,В нем правда мудрости звериной:С свиной улыбкой взгляд змеиный.Призывно пальцем щелкнул он,И мир, как Ева, соблазнен.И этот мир – Христа Невеста —Она решилась и идет:В ней всё дрожит, в ней всё поет,В ней робость и бесстыдство жеста,Желанье, скрытое стыдом,И упоение грехом.

14

Есть беспощадность в примитивах.У

них для правды нет границ —Ряды позорно некрасивых,Разоблаченных кистью лиц.В них дышит жизнью каждый атом:Фуке – безжалостный анатом —Их душу взял и расчленил,Спокойно взвесил, осудилИ распял их в своих портретах.Его портреты казнь и месть,И что-то дьявольское естьВ их окружающих предметахИ в хрящеватости ушей,В глазах и в линии ноздрей.

15

Им мир Рэдона так созвучен…В нем крик камней, в нем скорбь земли,Но саван мысли сер и скучен.Он змей, свернувшийся в пыли.Рисунок грубый, неискусный…Вот Дьявол – кроткий, странный, грустный.Антоний видит бег планет:«Но где же цель?» – Здесь цели нет…Струится мрак и шепчет что-то,Легло молчанье, как кольцо,Мерцает бледное лицоСредь ядовитого болота,И солнце, черное как ночь,Вбирая свет, уходит прочь.

16

Как горек вкус земного лавра…Родэн навеки заковалВ полубезумный жест КентавраНесовместимость двух начал.В безумьи заломивши руки,Он бьется в безысходной муке,Земля и стонет и гудитПод тяжкой судоргой копыт.Но мне понятна беспредельность,Я в мире знаю только цельность,Во мне зеркальность тихих вод,Моя душа, как небо, звездна,Кругом поет родная бездна, —Я весь и ржанье, и полет!

17

Я поклоняюсь вам, кристаллы,Морские звезды и цветы,Растенья, раковины, скалы(Окаменелые мечтыБезмолвно грезящей природы),Стихии мира: Воздух, Воды,И Мать-Земля, и Царь-Огонь!Я духом Бог, я телом конь.Я чую дрожь предчувствий вещих,Я слышу гул идущих дней,Я полон ужаса вещей,Враждебных, мертвых и зловещих,И вызывают мой испугСкелет, машина и паук.

18

Есть злая власть в душе предметов,Рожденных судоргой машин.В них грех нарушенных запретов,В них месть рабов, в них бред стремнин.Для всех людей одни вериги:Асфальты, рельсы, платья, книги,И не спасется ни одинОт власти липких паутин.Но мы, свободные кентавры,Мы мудрый и бессмертный род,В иные дни у брега водЛаскались к нам ихтиозавры.И мир мельчал. Но мы росли.В нас бег планет, в нас мысль Земли!Май 1904Париж

Старые письма

А. В. Гольштейн

Я люблю усталый шелестСтарых писем, дальних слов…В них есть запах, в них есть прелестьУмирающих цветов.Я люблю узорный почерк —В нем есть шорох трав сухих.Быстрых букв знакомый очеркТихо шепчет грустный стих.Мне так близко обаяньеИх усталой красоты…Это дерева ПознаньяОблетевшие цветы.<1904>

Таиах

Тихо, грустно и безгневноТы взглянула. Надо ль слов?Час настал. Прощай, царевна!Я устал от лунных снов.Ты живешь в подводной синиПредрассветной глубины,Вкруг тебя в твоей пустынеРасцветают вечно сны.Много дней с тобою рядомЯ глядел в твое стекло.Много грез под нашим взглядомРасцвело и отцвело.Всё, во что мы в жизни верим,Претворялось в твой кристалл.Душен стал мне узкий терем,Сны увяли, я устал…Я устал от лунной сказки,Я устал не видеть дня.Мне нужны земные ласки,Пламя алого огня.Я иду к разгулам будней,К шумам буйных площадей,К ярким полымям полудней,К пестроте живых людей…Не царевич я! ПохожийНа него, я был иной…Ты ведь знала: я – Прохожий,Близкий всем, всему чужой.Тот, кто раз сошел с вершины,С ледяных престолов гор,Тот из облачной долиныНе вернется на простор.Мы друг друга не забудем.И, целуя дольний прах,Отнесу я сказку людямО царевне Таиах.Весна 1905Париж

«Если сердце горит и трепещет…»

Если сердце горит и трепещет,Если древняя чаша полна… —Горе! Горе тому, кто расплещетЭту чашу, не выпив до дна.В нас весенняя ночь трепетала,Нам таинственный месяц сверкал…Не меня ты во мне обнимала,Не тебя я во тьме целовал.Нас палящая жажда сдружила,В нас различное чувство слилось:Ты кого-то другого любила,И к другой мое сердце рвалось.Запрокинулись головы наши,Опьянились мы огненным сном,Расплескали мы древние чаши,Налитые священным вином.1905Париж

«Мы заблудились в этом свете…»

Мы заблудились в этом свете.Мы в подземельях темных. МыОдин к другому, точно дети,Прижались робко в безднах тьмы.По мертвым рекам всплески весел;Орфей родную тень зовет.И кто-то нас друг к другу бросил,И кто-то снова оторвет…Бессильна скорбь. Беззвучны крики.Рука горит еще в руке.И влажный камень вдалекеЛепечет имя Эвридики.Весна 1905Париж