И на погосте бывают гости
Шрифт:
– Да с того, что ему фотография срочно понадобилась. Чтобы мы, если это действительно мы, ничего не нахимичили. Нам бы, дуракам, предусмотреть надо было. Приготовить карточку заранее… Да, блин, стой!
– Ты чего это, – недоуменно повернул голову Следопыт.
– Не послал еще?!
– Нет. Да что такое-то?
– Чуть не прокололись как последние кретины! Меняй на хрен дату создания файла. А то глянет в свойствах джейпегового файла и поймет, что мы картинку только что нарисовали. И всё. Тогда уже можно будет не ры-паться.
– Да, Танцор, ты у нас голова, – сказал Следопыт и полез в фар-менеджер менять атрибуты файла tsirtseyajpg. – Ноябрь прошлого года нормально будет?
– Да, давай ноябрь, – отозвался Танцор, продолжая соображать, все ли они учли. – Только бы поверил, упырь, только бы поверил…
– Не гони ггулгу, Танцол, все нолмально, – сказала Стрелка, не выговаривая «эр». – Ты все очень быстло и холошо сделал.
– Чего это она? – удивился Следопыт.
– А я ей в рот специальную хреновину вставил, для изменения овала лица.
– Так тебе тогда, Стрелка, надо тренироваться говорить. Чтобы все нормально было.
– Холошо, – ответила Стрелка, – потленилуюсь Хоть это и плотивно.
– Во-во, давай, голуба, работай над произношением. Будешь по три часа каждый день капу носить.
– Что, и тлахаться с ней, что ли?
– Конечно, дорогая! Тяжело в ученье – легко в бою.
АППЛЕТ 23.
УБИЙЦЫ В ПОГОНАХ
Следователи Жуков и Самарин сидели в кабинете командира N-ской ракетной части и вели с полковником Аккуратовым абсолютно беспредметный разговор. Полковник не понимал, чего же хотят от него эти столичные ищейки, которые якобы расследовали захват силовой подстанции.
В десятый раз он им объяснял, что руководство Обл-энерго совершило преступление, обесточив стратегический объект. И за это его следует наказать самым строжайшим образом. Чтобы впредь другим неповадно было. Жуков и Самарин совали ему под нос какую-то жеваную бумажку и утверждали, что при самовольном захвате подстанции был зверски избит дежурный электромонтер. А это является серьезным преступлением, за которое виновные должны ответить по всей строгости закона. Поэтому гражданский долг командира части не выгораживать преступников, а способствовать их поиску.
Нет, говорил твердо Аккуратов, уверенный в своей правоте, никто из моих бойцов никого пальцем не тронул. Как только они подъехали на бэтээре, да как передернули затворы, так все там в штаны наложили и разбежались в разные стороны.
Как же, говорили Жуков и Самарин, а это что?! Это письменное заявление потерпевшего. Он на две недели лишился трудоспособности. Кто будет оплачивать больничный? Кто скомпенсирует временную недееспособность кормильца, у которого сотрясение мозга первой степени? Кто? Пушкин?!
Аккуратов пока ещё спокойно отвечал, что пусть платит Чубайс, который полстраны ограбил, а теперь хочет нанести урон обороноспособности государства. Вот, раскрывал он папку с красной звездой на обложке, это постановление правительства, номер такой-то, от такого-то числа. И в нем черным по белому записано, что ни при каких обстоятельствах не допускается отключение электричества на нижеприведенных объектах промышленного, социального и военного назначения. И вот в этой вот позиции четко написано, что к таким объектам относятся воинские части ракетных войск стратегического назначения!
Жуков и Самарин не подвергали сомнению мудрость правительственного постановления. Не обсуждали его юридическую правомочность. Однако зачем же при этом электриков-то бить?
А как же иначе, искренне недоумевал полковник Аккуратов, когда они такие тупые, что не понимают, к каким последствиям может привести вся эта чубайсовская свистопляска?! Мы не позволим!
Последняя фраза была подкреплена мощным ударом кулака по столу.
А мы тоже не позволим, ответствовали на это следователи Жуков и Самарин, чтобы так называемые защитники родины, вместо того, чтобы защищать как всю родину, так и каждого её гражданина, включая электриков, били бы их прикладами по головам.
У Аккуратова оставался последний аргумент: «Прочь руки от армии!» И он его использовал. А затем добавил, что если что и было, то будет разговаривать только с представителями военной прокуратуры.
Позвольте, возразили Жуков и Самарин, пострадал-то гражданский человек, а не военный. Значит, это дело должны расследовать мы. А не военная прокуратура. У вас ведь с ней будь здоров какие тесные отношения. Что называется, рука руку моет! Так что именно мы и должны провести осмотр ваших бойцов с целью опознания правонарушителей.
Полковник нажал на красную кнопку селектора и гаркнул в микрофон:
– Ермаков, ко мне!
Неслышно, словно на рессорном ходу, вошел атлетического сложения адъютант.
– Проводи товарищей, – сказал ему Аккуратов.
– Нет, служивый, погоди, – остановил его Жуков. – Мы ещё с товарищем командиром не договорили.
И пока адъютант нерешительно переминался с ноги на ногу, Жуков предельно внятно изложил Аккурато-ву, что противодействие органам следствия является уголовным преступлением. И что полковник может не только лишиться всех своих звездочек, но и лет на пять угодить на нары.
– У нас ведь теперь правовое общество, – многозначительно добавил Самарин.
– Ладно, ваша взяла, – сказал Аккуратов и жестом выпроводил адъютанта. – Ну, и как вы будете искать того, кого у меня в полку отродясь не было? Прикладом, блядь, по голове! Да я такого своими руками удавил бы!
– Очень просто, – сказал Самарин. – Вы, товарищ полковник, объявляете общее построение. А мы по словесному портрету всех проверяем. Все дело займетми-нут двадцать, не больше. Годится?
– Лады.