И на погосте бывают гости
Шрифт:
– Не стреляйте! Не стреляйте! Прошу вас, не стреляйте! Я безоружен! Умоляю, не стреляйте!
Танцор опустил ружье.
– Ты что, – зло прошипел Следопыт, – стреляй, блин! Ведь наверняка, козел, понтует! А потом…
– Не могу, – ответил Танцор. – При таком раскладе не могу. Сам стреляй, если можешь. Но все же давай вначале выслушаем. Что у него там.
Следопыт хотел, но не мог. Потому что до этого стрелял лишь по фанерным мишеням. Ему необходим был лидер. И тогда бы уж он полоснул очередью по падающему телу.
Маньяк подошел.
Танцор и Следопыт во избежание всяческих фокусов держали стволы наперевес.
Смотреть вблизи на себя, – именно на себя, поскольку Маньяк полностью соответствовал представлению Танцора о своей внешности, – было неприятно. Гораздо неприятней, чем наблюдать себя, дающего интервью – в прошлом у Танцора было и такое – какой-нибудь культурной телепрограмме. Тем более, что этот второй Танцор был сумасшедшим, от которого следовало ожидать всего, чего угодно.
– Наконец-то, – начал он, – наконец-то все кончено!
– Да, – сказал Танцор просто и внятно. Не как судья, интригующий при помощи параграфов, пунктов, подпунктов и комментариев, а как бесхитростный присяжный заседатель. И не стал продолжать дальше. Всем все было и так ясно.
– Нет, нет, не в этом смысле! – вскричал Маньяк. «Тоже ведь, сука, актер!» – подумал Танцор.
– Не в этом смысле! Это конец игры! Вы победили!
– В этом мы не сомневаемся, – съехидничал Следопыт.
И Маньяк начал торопливо рассказывать о том, какой же козел этот Сисадмин. Как же он его достал. Как же глумился все время. И как он счастлив, что теперь совершенно свободен.
– Конкретней, – прервал его Танцор, которому этот спектакль начал надоедать. – Говори конкретно и доказательно. А уж потом мы будем решать, что с тобой делать.
Маньяк начал говорить конкретно.
Суть игры заключалась в том, чтобы либо Танцор с друзьями сорвал лимон, либо весь лимон взял себе Маньяк. Для этого он должен был продержаться восемьдесят дней и замочить не менее двадцати человек.
Задача же Танцора состояла в том, чтобы определить происхождение самой первой головы. Которая находится тут, в могиле. И не только определить, но и предотвратить её извлечение из гроба. Танцор справился с задачей. И сегодня, или в крайнем случае завтра, ему начислят выигрыш.
– Так что вот вам сумка с инструментами. И мы по-хорошему расходимся, – закончил гнать туфту Маньяк.
– Да ты, я смотрю, совсем за дураков нас держишь! – сказал Танцор и очень убедительно перенацелил стволы с ног на живот Маньяка. – Завтра же, если уже не сегодня, опять за старое примешься. Ведь лимон-то терять, наверно, очень не хочется?
– Да ты что, Танцор! Во-первых, лимон уже твой. Мне абсолютно ничего не светит. Во-вторых, меня этот ублюдок очень хитро закодировал. Ведь сейчас я абсолютно здоровый человек. И с головой все нормально. Но стоит разрыть могилу, отрезать голову – и всё! Включится механизм безумия, и меня уже сможет остановить только пуля!
– Танцор, ведь врет же всё! – вмешался Следопыт. – Надо мочить. И тогда наверняка будет всё!
– Да никуда я от вас не денусь! Ведь я, после головы этой самой, становлюсь роботом. Думаете, почему вы меня там, в лесу, бессчетно мочили, а я каждое утро шел и шел навстречу своей смерти?! Почему? Мне это приятно, что ли, было? Так что в любой прекрасный момент, если что, вы меня будете поджидать в нужном месте в нужное время. Например, на Лубянке. Или в Нескучном саду.
Это было похоже на правду. И Танцор начал колебаться.
В конце концов опустил стволы вниз.
– Танцор! – взвился как ошпаренный Следопыт. – Ведь он же дуру гонит! Мочить надо! И весь разговор!
– Мочи, – тихо сказал Танцор. Потом взял у Маньяка сумку.
– Да, – спохватился он, – неувязочка получается. Мы на кон свои жизни ставили. А тебя, значит, на все четыре отпустят?
Вопрос был очень точный. Маньяк испугался. Явно испугался, хоть и попытался скрыть это, взять себя в руки.
– Так кто вы! И кто я! У вас тут всё налажено. Живете нормально. Бабки есть. Жилье есть. Меня же только что сюда засунули. Ни хрена и ничего. Куда мне сейчас? Воровать? Мешки таскать, по десятке за тонну? Кровь сдавать? У меня же никого и ничего! Так что это будь здоров какое наказание.
– Ладно, иди, – сказал Танцор. – Только двигай куда-нибудь подальше от Москвы. В Питер, в Ростов, в Самару, в Тамбов. А то, если как-нибудь случайно тебя встречу, могу и не выдержать.
На том и разошлись. Несмотря на решительный протест Следопыта.
АППЛЕТ 102.
НА ДУРАКАХ ВОДУ ВОЗЯТ
Дома первым делом, даже не скинув мокрую одежду и не вымыв рук, настучали письмо Сисадмину. С сообщением об окончаний всей этой бодяги и с требованием немедленно заплатить причитающуюся призовую сумму.
Молча, куря сигарету за сигаретой, прождали полчаса. Мрачно пошли обедать. То есть резать колбасу кружочками, класть её на ломти хлеба, откусывать, жевать и запивать чаем. И опять молча. Потому что с каждой минутой в душах крепло ощущение, что Маньяк наколол их как последних кретинов. Однако сказать об этом вслух было страшно.
Конечно, оставалась надежда на то, что Сисадмин не отвечает потому, что скоропостижно скончался. Или у него взорвался компьютер, а второго не было. Или закончились деньги, чтобы платить провайдеру за работу в Сети. Все это было равновероятно. Однако сумма всех этих вероятностей имела множителем десятку в какой-нибудь минус пятнадцатой степени.
Поэтому опять молча сидели у компьютера и курили, не ощущая вкуса дыма.
– Ну что, я поехал, что ли, к себе? – сказал Следопыт. – Будем надеяться, что завтра в лес ехать не придется.
– Да уж наверно, – отозвался Танцор. – Только, может, двенадцати дождешься?
– Зачем?
– Посмотреть, какое завтра будет число.
Хоть это и было глупо, но остался ещё на полчаса. В двенадцать наступило восьмое сентября.
Ответ не пришел и утром. Что было совсем уж хреново.