И на щите Давидовом начертано «Моссад»
Шрифт:
То, что «Шин Бет» также установила интенсивную слежку за малочисленной коммунистической партией Израиля, казалось, учитывая несовместимость принципов сионизма и пролетарского интернационализма, в порядке вещей; но в поисках подрывных элементов «Шин-Бет» «взял под колпак» и партию «МАПАМ», социалистическую партию с безупречной сионистской репутацией. Партия не имела равных в своей активности по созданию еврейских поселений и кибуцев. Члены этой партии охотно служили в армии, и некоторые из них достигли высокого положения в вооруженных силах. Иначе говоря, заслуги партии в государственном строительстве были несомненны. Но с другой стороны, когда лидеры «МАПАМ» окончательно поняли, что Бен-Гурион намерен вести Израиль в сторону от социализма, они в гневе прекратили с ним всякое сотрудничество и даже пошли дальше, выразив восхищение Иосифом Сталиным. Для Харела это, естественно, было равносильно тяжкому самообвинению «МАПАМ». «Мемунех» пришел к выводу, что теперь вся партия «МАПАМ» (в которой сам Ис-сер Гальперин некогда состоял) действовала как агент советского блока. Логика подозрительности привела Харела к убеждению, что поскольку в «МАПАМ» состояла немалая часть офицерского корпуса армии, то партия могла готовить военный переворот с целью захвата власти в стране. И его подозрения стали воплощаться в «практические действия» в худших традициях охранки. 29
63
В январе 1951 года удалось выявить одного «партийного шпиона», следившего за его агентами. Высокопоставленный работник «Шин Бета», Гершон Рабинович, был уволен из-за его явных симпатий к «МАПАМ». Однако остальная агентура «МАПАМ» уцелела и продолжала снабжать партию информацией, имеющей отношение к ее безопасности. Так, в частности, Яков Баръам, израильтянин, занимал в МИД очень выгодное положение с точки зрения доступа к секретным докладам «Моссада» и военной разведки (он работал в арабской секции исследовательского отдела МИД). В мае 1955 года он был пойман в момент передачи секретной информации секьюрити партии «МАПАМ», которая стремилась иметь полную картину того, что происходило в Израиле и ближайшем окружении.
Но в МИД действовали не только «свои», принадлежащие к другим политическим течениям государства, осведомители — там был пойман Зеев Ав ни, шпион, который работал на КГБ еще до приезда в Израиль.
Персональное досье.
Зеев Авни (Вольф Гольдштейн) родился в 1912 году в еврейской семье, которая вскоре эмигрировала из России в Швейцарию. В юношестве Вольф увлекался марксизмом-ленинизмом. Был завербован советской разведкой, выезжал в Москву для специального обучения. Его подготовили для внедрения в израильские правительственные учреждения, хотя сам Зеев неоднократно говорил, что его призвание — не суета в коридорах власти, а простая трудовая жизнь в кибуце.
В Израиле в разгар войны 1948 года он поступил на работу в МИД — экономическому департаменту министерства срочно требовались специалисты. По израильскому обычаю он сменил свое имя и стал Зеевом Авни. В начале 1950-х годов он уже был экономическим советником посольства Израиля в Брюсселе. Как раз в то время через это посольство велись секретные переговоры с Западной Германией о выплате репараций израильским евреям-жертвам Холокоста. Авни, как было выявлено в ходе расследования, регулярно информировал КГБ о ходе этих переговоров. Позже он получил назначение в Белград, где, собственно, ему и удалось нанести наибольший ущерб национальной безопасности Израиля. Основная его работа в посольстве была связана с обеспечением экономических отношений Израиля с Югославией, но из-за нехватки персонала по совместительству Зеев выполнял обязанности шифровальщика. Он научился работать на шифровальной машине. Все с благодарностью отмечали готовность Авни работать сверхурочно или подменить заболевшего шифровальщика. Вскоре шпиону удалось получить и передать «хозяевам» коды, с помощью которых КГБ начал читать всю секретную переписку МИД с дипломатами, а также разведчиками, работавшими под дипломатическим прикрытием. Контрразведка обратила внимание на Авни и его энтузиазм; аналитикам удалось «связать» несколько незначительных странностей, которые были отмечены в поведении этого дипломата в Белграде, с провалами израильской разведки. Манор придумал предлог для того, чтобы в апреле 1956 года отозвать Авни в Тель-Авив. Ничего не подозревавший Авни вылетел в Израиль и по прибытии был арестован «Шин Бетом». В ходе допросов Авни во всем признался, и контрразведка получила от него очень важные сведения. Авни вышел на свободу через 10 лет и отправился в Швейцарию, где прошло его детство, но вскоре вернулся в Израиль. По согласованию с комитетом «Вараш» он еще раз сменил имя и фамилию, поселился в кибуце к северу от Тель-Авива и даже какое-то время работал в качестве армейского психолога.
Примерно к тому же периоду относится разоблачение журналистки Мэри Фрэнсис Хаген. Американка Мэри Хаген работала на несколько печатных изданий и телерадиоканалов в нью-йоркской штаб-квартире ООН. У нее было много друзей среди арабских делегатов; личные отношения стали основой вербовки — по просьбе своего жениха, сирийского дипломата Галаба аль-Хейли, она согласилась заниматься шпионажем против Израиля.
В 1956 году она приехала как журналистка в Израиль и, работая в интересах сирийской разведки, стала проявлять повышенный интерес к границам Израиля и его военным объектам. Такое поведение для американской журналистки, специализирующейся по совсем другим вопросам, было явно необычным, и «Шин Бет» установила за ней круглосуточное наблюдение, а затем и арестовала Хаген. Ее судили на закрытом заседании, на которое журналисты не были допущены. 27 августа 1956 г. она была признана виновной в шпионаже и провела 8 месяцев в израильской тюрьме. Подробностей процесса не разглашали, известно только, что Мэри только в ходе допроса и суда осознала, что выполнение «просьб» жениха являлось просто шпионажем. Несколько обогатив свой личный опыт, Мэри Хаген вернулась в Нью-Йорк, — но, к ее удивлению, ее «жених», аль-Хейли, отказался с ней встретиться.
Но в целом необходимо отметить, что усилия разведок арабских стран по проникновению в Израиль в те годы отличались примитивизмом. Специалисты «Шин Бета» отмечали, что у арабов не хватало ни знаний, ни профессиональных навыков, ни терпения, которые были необходимы для осуществления долгосрочных разведывательных операций. Положение несколько изменилось, когда спецслужбы ОАР и отдельных арабских стран стали больше сотрудничать с советской разведкой. В результате ими было осуществлено несколько удачных агентурных операций, о которых речь пойдет несколько позже. Сейчас надо рассказать о большой разведывательной удаче «Шин Бета» — получению полного текста доклада Н.С.Хрущева XX съезду КПСС.
Амос Манор вплоть до своей отставки в 1964 году очень редко говорил с журналистами. «Я никогда не обсуждал свою работу и не вижу причин отступать от этого правила», — заявлял Манор даже после отставки, когда на протяжении четверти века входил в совет директоров различных компаний. Даже об этом деле он рассказывал крайне мало. Известно только, что у Манора были отличные источники в Восточной Европе, в задачу которых входило осуществление контроля за соблюдением американского эмбарго и выявление попыток внедрения агентуры советского блока в Израиль — настоящая контрразведка становится эффективной, когда она не ограничивается действиями на своей территории. Один из агентов Манора в Варшаве сумел получить оригинальный русский текст доклада Хрущева и во второй половине апреля 1956 года направил его в штаб-квартиру «Шин Бета», располагавшуюся в окрестностях Тель-Авива, в Яффе. Манор (он не знал русского языка) поручил одному из своих близких помощников, выходцу из России, перевести текст доклада на иврит, а экспертам «Шин Бета» по СССР поручил внимательно изучить текст и дать заключение о его подлинности. 13 апреля, — в пятницу, шеф контрразведки прочел речь Хрущева. Манор сразу понял, что это был действительно важный документ, раскрывавший глаза на тайны советской политики. С текстом и заключением экспертов Манор отправился прямо домой к Бен-Гуриону. В субботу Бен-Гурион приказал немедленно передать текст американцам. Через два дня в Вашингтон к Джеймсу Энглтону вылетел курьер израильской разведки с текстом доклада Хрущева. Бен-Гурион справедливо полагал, что если Израиль сам предаст огласке текст доклада, то это еще больше осложнит и так уже достаточно напряженные к тому времени отношения между Израилем и Советским Союзом. Доклад Хрущева не только прочли с интересом в ЦРУ. Американцы дали утечку в «Нью-Йорк Таймс», а затем полный текст доклада был передан по радио на всех языках через радиостанцию «Радио «Свободная Европа» и «Радио «Свобода». Брошюры с текстом даже забрасывались с помощью воздушных шаров в страны за «железным занавесом». Даже в 1970-е годы Манор не собирался раскрывать имя героя, стоявшего на другом конце информационного канала. А текст доклада попал в «Шин Бет» из Польши. Ян Ста-жевский, который был партийным руководителем в Варшаве в 50-х годах, спустя три десятилетия сам признался в этом. Текст был направлен нескольким лидерам компартий Восточной Европы. Один экземпляр — 58 страниц на русском языке — курьер доставил Эдварду Охабу, Первому секретарю ПОРП. Тот не присутствовал на XX съезде и был шокирован прочитанным — полным подтверждением всего худшего, что когда-либо говорилось о Сталине. Охаб ознакомил с текстом некоторых польских партийных лидеров. Сначала им приходилось всем читать единственный экземпляр, который Охаб держал в своем сейфе. Потом Охаб приказал перевести доклад на польский язык и отпечатать строго ограниченное число экземпляров, которые были разосланы местным партийным руководителям, в том числе и Стажевскому. Секретарь Варшавского горкома, по его словам, решил, что речь заслуживает более широкой огласки, и приказал размножить ее «для партактива». Одновременно был размножен (о технических деталях этого не сообщается) и исходный русский текст, — и Стажевский утверждает, что сам он лично передал этот текст журналисту по имени Филип Бен [64] .
64
Стажевский упоминает еще одного журналиста, которому якобы был передан текст, но тот и позднее его жена категорически отрицали этот факт. Не исключено, что они в свое время просто не поверили Стажевскому, а потом предпочли «забыть» о своей промашке.
Персональное досье.
Филип Бен, он же Норберт Нижевский, польский еврей, родился в 1913 году в Лодзи. С юных лет занимался журналистикой. В 1939 году, накануне войны, был призван в польскую армию. После разгрома Польши оказался в числе солдат тех соединений, которые отступили на советскую территорию и были интернированы. Добровольцем вступил в армию генерала Андерса и в ее рядах южным путем оказался на Ближнем Востоке. В 1943 году Нижевский осел в Палестине и вновь занялся журналистикой. Он сменил имя: Норберт Нижевский стал Филипом Беном — «бен» на иврите означает «сын», а отца Норберта звали Филипом.
Бен преимущественно писал о международных событиях. В 1952 году он стал работать корреспондентом французской газеты «Монд», особо специализируясь на проблемах Восточной Европы. Бен обзавелся широким кругом источников; его репутации мог позавидовать любой журналист. Бывший посол Израиля в Польше Моше Авидан вспоминает, что иностранные дипломаты часто обращались в израильское посольство за информацией, ссылаясь на то, что «ваш молодой журналист все знает». Филип Бен, будем говорить так, мог быть агентом Манора в Восточной Европе: глазами и ушами «Шин Бета» в самом сердце коммунистического блока. В конце 1956 года польские власти выдворили Бена из страны за репортажи о рабочей забастовке в Познани, опубликованные в «Монд» и израильской «Маарив». Интересная формулировка: его выслали как «агента израильской и американской разведок». Бен, в то время уже женатый, сумел нелегально вывезти свою любовницу-польку, красавицу Франку Торончик, за рубеж. Сестра Бена, Ханна Тикичинская, вспоминает: «Он всегда был окружен ореолом таинственности». С этим согласна Франка Торончик, связавшая с Беном свою последующую жизнь: «Он умел хранить секреты и почти никогда мне ничего не рассказывал». Один из давних коллег Бена по газете «Маарив» считает «вполне возможным и даже естественным», что Бен делился со службами безопасности своей страны информацией, которую он собирал в поездках по городам и странам.
О деятельности «Лакам» по защите святая святых Израиля, его ядерных секретов, рассказано в соответствующем разделе. Здесь мы приведем только один эпизод, в котором непосредственное участие принимала «Шин Бет».
Персональное досье.
Курт Ситта, чех, родился в Праге в 1914 году. В 1936 с блеском закончил Пражский университет. Пользовался репутацией гения математики. После захвата гитлеровцами Чехии не проявлял энтузиазма и не стремился к коллаборационизму; кроме того, он был женат на еврейке — и фашисты это сочли достаточным поводом для отправки молодого ученого в Бухенвальд.
Ситта выжил; после войны стажировался в знаменитой лаборатории Резерфорда в Великобритании, а затем переехал в США и преподавал ядерную физику в университете штата Нью-Йорк, в Сиракузах. ФБР, подозревая в нем коммунистического агента (это был период «охоты на ведьм»), подвергло его допросу, и не получив признаний, попыталось хотя бы завербовать. Курт не дал признаний и не поддался на вербовку, но серьезно обиделся, счел свое дальнейшее пребывание в США излишним и в 1953 году выехал в Бразилию.