И не таких гасили
Шрифт:
Антонов, разгадавший секрет кода «Белладонна», не сомневался, что попал в яблочко и на этот раз. Может быть, эта женщина и была гениальной, но зачастую мыслила примитивно. Потому что недооценивала противника. Презирала его, считая всех слишком глупыми, чтобы принимать их всерьез. В том-то и заключалась ее роковая ошибка.
Мысли Антонова разлетелись неведомо куда, как стая вспугнутых воробьев. До его слуха донесся скрежет, сопровождающийся звуками, похожими на те, которые можно услышать, когда кто-то накачивает велосипедную шину ручным насосом.
Но пыхтел не насос, пыхтела Темногорская.
Антонов позволил ей не только вывалиться из будки, но и удалиться метров на сто, после чего поднялся из своего укрытия и окликнул:
— Эй, Донна!
Она обернулась настолько быстро, насколько позволяла ее комплекция.
— Белладонна, — поправила она, отбрасывая фонарь и поднимая пистолет. — Или Белла Борисовна, если вам будет угодно.
— Называть вас Беллой язык не поворачивается, — усмехнулся Антонов.
Темногорская выстрелила раз, другой, потом отвернулась и заковыляла в сторону ограды, за которой темнел лес. Подполковник двинулся за ней, машинально прислушиваясь к пению птиц и думая, насколько оно приятнее свиста пуль и треска выстрелов.
Бах! Бах! Бах!
Стреляя, Темногорская дергала рукой, как будто вытряхивала пули из ствола. При такой технике она никак не могла попасть в Антонова и не попала. Он не боялся, что будет убит или хотя бы ранен. Толстая бабища в камуфляжном костюме привыкла все делать чужими руками. Собственные руки росли у нее не из того места. Стреляла Темногорская так же паршиво, как бегала, а бегала она препаршиво.
Тем не менее Антонов не догонял ее, а двигался следом, сохраняя дистанцию. После очередного выстрела в свою сторону он даже театрально схватился за ногу и начал прихрамывать. Комедия понадобилась, чтобы у Темногорской сохранялась призрачная надежда прикончить преследователя или хотя бы удрать, затеряться в лесу.
Она поверила. Продравшись сквозь дыру в заборе, прижала локти к жирным бокам и засеменила к ельнику. Солнце стояло невысоко, тень Темногорской растянулась на пару десятков метров. Когда она переходила на шаг, идущий за ней Антонов стрелял в воздух, выкрикивая:
— Стой! Сто-о-ой! Все равно не уйдешь.
Само собой, это каждый раз подстегивало беглянку, вынуждая ее бежать, бежать и снова бежать. Всхлипы, вырывающиеся из ее груди, походили на судорожные рыдания. Расстреляв обойму, она бросила пистолет, но легче от этого не сделалось. Из-под ее ботинок, ступающих по болотным лужам, выплескивались фонтаны грязи. Ее взмокшее багровое лицо было покрыто белыми пятнами и царапинами от сучьев. Едкий запах пота, исходящий от нее, перебивал все лесные запахи.
Со стонами перевалив через бугор, Темногорская устремилась вниз, подминая кусты и березовые побеги.
— Стой! — подал голос Антонов, проверил, сколько патронов осталось в магазине и пальнул таким образом, чтобы беглянка услышала свист пули возле уха.
Это подействовало. Подгоняемая страхом и инерцией, Темногорская набрала рекордную скорость и отмахала бы бегом всю зеленую лужайку, если бы та не начала проваливаться под ногами.
Это была не та коварная трясина, которая засасывает людей, а просто болотистая низина, но Антонов не собирался успокаивать беглянку или тем более давать ей передышку. Продырявив пулей деревце, за которое она схватилась, он снова закричал, уверяя, что если Темногорская не остановится, ей же хуже будет.
А вот это была чистая правда. Антонов гнал ее уже полтора километра, а при ее весе и комплекции кроссы по пересеченной местности противопоказаны. Несчастные, страдающие ожирением, должны сидеть дома, есть пирожные и жаловаться на скверную наследственность, а не форсировать болота и продираться сквозь чащи. Но ни сидеть, ни стоять, ни хотя бы просто перейти на шаг Антонов ей не позволил.
Добравшись примерно до середины болотца, Темногорская рухнула лицом вниз и шумно завозилась, силясь встать на ноги. Когда она подняла перепачканную грязью и тиной голову, Антонов выстрелил в воду перед ее лицом.
Истошно вопя, Темногорская преодолела еще несколько метров на четвереньках. За ней оставался черный, пузырящийся, дурно пахнущий след.
Поднеся ко рту отключенный телефон, Антонов взволнованно произнес:
— Внимание, внимание! Она завела меня в топь. Преследование продолжать невозможно, сильно засасывает. Высылайте вертолет, высылайте вертолет. Как слышите?
Что касается Темногорской, то она услышала. Яростно раскачиваясь из стороны в сторону и расставив руки, как эквилибрист, она сделала три или четыре шага вперед, после чего то ли упала на колени, то ли провалилась по пояс.
— Приплыла, — сказал ей Антонов, остановившийся на краю болота.
— А-а-а! А-а-а!
Вопя, как резанная, Темногорская продвинулась на метр, максимум на полтора, и тут силы покинули ее окончательно. Снова упав лицом в грязь, она возилась там, как смертельно раненый зверь. Подняться ей было не суждено. То ли захлебнулась, то ли сердце не выдержало — Антонова это абсолютно не волновало.
Он простоял на берегу еще минут пять, пока не стало совершенно очевидно, что Темногорской пришел конец. Абсолютно неподвижная, в мокром камуфляже, она сливалась с грязью, которую взбаламутила вокруг себя. Над ней вился рой гнуса, похожий на дым.
Доплюнуть до нее не сумел бы даже рекордсмен Книги Гиннесса, но Антонов все же попытался. Потом сел на траву, уставился на мобильник и стал вспоминать номер телефона той самой брюнетки, свидание с которой сорвалось в позапрошлый уик-энд.
Что он скажет ей? Да ничего особенного. Мол, завтра буду дома, собираюсь взять два дня отгулов. Приезжай, мол. У меня шампанское вторую неделю в морозилке охлаждается, как бы не выдохлось. Уже выдохлось? Что ж, тем лучше. Ну его к лешему, этот «Дом Периньон».
Нам подавай что-нибудь покрепче. Погорячее. Пожестче. Мы родом из России, или как?