И ничего не происходит
Шрифт:
Это был февраль, и потому теплый ясный вечер особенно приятен. Я купил хорошей колбасы, хорошего масла и шел домой по Чернышевского – Хмельницкого. Я чувствовал стыд оттого, что я – бумажный работник, не производящий ничего материального; и в то же время радость: вот сегодня удалось купить колбасы, масла, и, в общем-то, в ближайшем будущем видимо будет примерно то же, я еще смогу покупать хорошую колбасу и масло. И я оправдывал себя – раз государство платит мне деньги и продает на них вещественные продукты, значит я нужен; ведь всегда были люди, которые не создавали вещественных продуктов, и всё-таки жили, и существовали
Как-то я решился заговорить с Лыковой об аспирантуре. Стол ее стоит недалеко от окна, развернут, чтобы видеть всех. Я подошел и видимо, переминался с ноги на ногу; заговорил об аспирантуре. Лыкова сказала:
–Об аспирантуре не волнуйся. Только через три года. Потом, нужно восемьдесят процентов материала. А у тебя я пока не вижу.
–Но результатов же много, – сказал я, чувствуя, как медленно на меня наползает страх.
–Извини, Сережа, мне надо бежать.
–Но я вас как будто не очень задержал, – чувствуя себя оскорбленным, обманутым сказал я.
Я ехал домой с тяжелым чувством; стало ясно, что диссертация, защита – все это не так просто, что это потребует многих лет, что нужно будет делать совсем не то, что нравилось и получалось, а какой-то другой труд, представлявшийся огромным и противным. Из меня вытянут все жилы, прежде чем дадут эту бумагу, и все может рухнуть, такие случаи бывают. Я увидел себя сорокалетним инженером, с окладом сто пятьдесят, позади творческая часть жизни, впереди – ничто. Приехал домой в безобразном состоянии, смертная тоска; весь вечер пролежал на кровати, временами задремывал в лихорадочном сне, просыпался, и хотелось плакать.
Что такое диссертация? Сто – двести страниц, отпечатанных на машинке и сброшурованных. И все? Нет, она – прямое выражение неких высших сил; соискатель, защитивший диссертацию, сам становится носителем этих внешних сил. Скажем, минимальный оклад, которого достоин такой человек – энное число; это на треть выше чем зарплата Батурина – ведущего инженера, руководителя группы. И вот почему все становятся молчаливы, когда речь заходит о диссертации.
Или возьмем дальше. Может ли ведущий инженер рассчитывать на некое стабильное благополучие? На то, что его должность как-то гарантирует его положение? Нет. В любой момент его может ждать крах его должности. Правда, существует множество зацепок, если он решит сопротивляться, поднять крик; и все же – его должность целиком зависит от неких сил, которые никогда не дремлют. И они – рядом.
А кандидат наук – это звание уже не зависит от тех, кто здесь. Или доктор; это закреплено книжкой с указанием научного звания и подкреплено значительной ссылкой – высшая аттестационная комиссия. ВАК! Вот и все; теперь обладатель этого звания может вздохнуть спокойно и приниматься за последующие научные труды.
Диссертация – это труд, сделанный навечно. Бывает ли такое? Да, случается; и теперь, после защиты, диссертанту гарантирован определенный уровень заработка, и весьма немаленький.
Я заговорил с Инной, рассказал ей свои неясные подозрения о том, что Лыкова чего-то ждет; и сразу моя концепция передалась ей, Инна тоже стала сумрачной. Вскоре мы собирались отмечать мой день рождения.
–Пригласи Лыкову, – сказала Инна.
И
Целый день Лыкову не получалось уловить, это меня бесило, было стыдно. Вечером заскочила на минутку только – здесь и сразу опять – к начальству. Я решил схитрить – простоять на втором этаже и вернуться. (Подождать, пока уйдут мужички.) Пошел, переждал время; вернулся, а они здесь! Стал рыться в столе, чувствуя себя идиотом и проклиная их (а они пили). Ушли, но ведь поняли, конечно. Ждал Лыкову полчаса, чувствуя себя по-идиотски. Нет! Не появляется. Шел домой в ужасном состоянии, казалось, что потерял единственную возможность, теперь станет еще хуже. Как же быть? Что-то подарить Лыковой? Кошмар! Инна спросила:
–Ну как?
–Нет.
–Эх ты!
Хотел закричать ей:
«Не смей меня подгонять! Не смей заставлять меня лезть!»
Инна ушла, слезы. Мне стало страшно; неужели и она чувствует, что все для нас кончено?
–Почему плачешь?
–Ты невозможен. Почему приходишь в таком плохом настроении, слова не скажешь? Разве кто-нибудь из нас так себя ведет? Ты никого не любишь, все тебя раздражают.
11
День рождения. Были Валя и Валера. Но я был напряжен, грустен где-то глубоко внутри («Ах если бы Лыкову удалось пригласить!»). И с напряжением относился к Вале и Валере; я чувствовал, что они – не ровня мне, нам. Валя защитилась, Валера зарабатывает большие деньги, думают о даче, о машине. Раньше, в студенческие времена, такого не было. Хоть тяжелы они, эти годы, но нет в них этого сволочизма; хотя некоторые начинают чувствовать все это уже тогда и тотчас лезут. У меня этого в те времена не было, и я думал, что они должны посматривать наоборот – слегка приятно сознавая то, что им удалось стать чуть повыше. Провожая, мне было тоскливо; зима, снег, они в шубах.
–Как успехи в работе? – спросил Валера.
–Все в порядке. Попал в новую область. Впрочем, у нас все области новые, – но мой тон был такой, что я не верю в успех.
Валя показалась мне в этот раз красивей, длинные темные вьющиеся волосы. А Инна сказала, что она ей понравилась меньше.
…Сейчас вижу – концепций много; все они имеют какую-то истинность; но не абсолютную. Отошел кошмар. Вижу, что Лыкова – хороший человек, есть и недостатки, но кто без них? И что даже, наоборот, у Лыковой – бескорыстность; почему же мне показалось непонятно что?
Я познакомился с женщиной из группы Лыковой; фамилия – Кубацкая, ей за сорок; она маленькая и полная. Я мысленно называю ее – Q – буква Q из латинского алфавита; она остановила меня возле входа в помещение сектора и сказала негромко:
–Я слышала, как вы говорили с Лыковой. Ты хочешь делать диссертацию?
–Да.
–А ты партийный?
–Нет.
–Это плохо. И потом, вот ты пишешь статьи. А ее не ставишь в соавторы.
–Но я же делаю статьи абсолютно сам. И тематика Лыковой другая.
–Но она метит на докторскую. И ей бы твои статьи были бы очень кстати… Совмещаются ее методика и твоя.
Я не нашелся, что сказать. А тут откуда-то вынырнула Лыкова, и быстро прошла в сектор; мы с Кубацкой замолчали и смотрели на нее.
Я после этого думал о своей беспартийности. Ведь я делаю то, что нужно в моей тематике, и думаю, этого вполне достаточно. А о соавторстве… Что ж, можно попробовать; буду писать по три статьи и в одну из них вставлять ее фамилию; поблагодарить за дельные замечания.