И никого не стало…
Шрифт:
– Сами заберут, если замерзнут, – ворчал полковник. – Прислуживай им тут еще…
Подвальные помещения под лестницей, как ни странно, оказались скромными – пара бетонных залов, где не было ничего, кроме груды замшелых досок, поросшей слоем пыли, и цементного крошева на полу. В отличие от чердака – огромного неэлектрифицированного двухъярусного помещения, где основным строительным материалом было дерево, обмазанное противопожарным составом. Продуктивного осмотра не получилось, на чердаке было холодно. Рассеянный свет от фонаря добирался до балочных перекрытий, но до стропил не доставал. Вряд ли под самой кровлей происходило что-то интересное.
– Ну и громадина… – приглушенно бормотал полковник. – Нам бы так жить, как этим чертовым ворам в законе.
– Да ладно прибедняться, полковник, – хихикал ему в спину Буревич. – У вас таких домин, полагаю…
– А вы их видели, Федор Михайлович? – злобно шипел полковник. – А если не видели, то какого черта пургу несете? Сами ведь не бедствуете, нет? Что там у вас насчет пятнадцатикомнатного особняка на Хорошиловском шоссе?
– Кончайте лаяться, господа, – процедил сквозь зубы Волостной. – Не надоело еще? А ну-ка, Тимофей, или как там тебя, веди нас в свою обитель, полюбуемся еще разок…
Помещение в конце коридора не отличалось ни кубатурой, ни убранством. Лепнина на потолке поблекла. Со стен осыпалась штукатурка. Окно было плотно задернуто серыми шторами, рамы заклеены бумагой в несколько слоев. Полка для обуви, ковровая дорожка на полу, несколько шкафов, в которые мгновенно забрались Буревич и прокурор, пара тумбочек, кровать, ковер над кроватью, украшающий стену. К помещению примыкал отдельный санузел, где имелся унитаз и бак, наполненный водой, а также примитивное подобие душа. В комнате было тепло, хотя обогреватели работали не в полную силу. Подозрительных «резидентов» поставили к стене и за несколько минут обследовали помещение, заглянули под половик, прохлопали ковер на стене.
– Послушайте, а вы… – замялся Тимофей, подыскивая нужные слова. – Вы тоже… жертвы преступления?
Прозвучало смешно, но никто не засмеялся. Евдокия побледнела еще сильнее.
– Еще какие жертвы, – уверил полковник и лично обшарил Тимофея, заставив его поднять руки. Задумчиво уставился на побелевшую Евдокию.
– Я не позволю вам обыскивать Дуню! – храбро крикнул Тимофей, заслоняя девушку.
– Расслабьтесь, полковник, – усмехнулся Волостной. – Я это сделал значительно раньше вас. И вякал он то же самое. Нет у них ничего, чистые.
– Чем обусловлен выбор данного помещения для проживания? – поинтересовался прокурор Головач.
– Тем и обусловлен, – кивнул Тимофей на трубу, тянущуюся под потолком. – Здесь дымоходы запутанные – их можно использовать для прогрева отдельных помещений. Если в гостиной затопить камин, то здесь становится тепло. И эта комната значительно меньше других – быстрее отапливается. Зачем нам хоромы? – вздохнул он.
– Послушайте, полковник, – задумчиво промолвил прокурор. – Мне кажется, в предложении Ольги Дмитриевны имеется здравое зерно. Если несколько человек укутаются во все эти многочисленные одеяла, завернут в них обувь, соорудят себе шапки, то они вполне способны добраться до ближайшего жилья и вызвать помощь. Можно попробовать перебраться через овраг, пойти вдоль электрических проводов…
– Только не ночью, – поморщился Эдуард Владимирович. – Посмотрим, что нам преподнесет грядущий день. Все это очень зыбко. Мы с Игорем Константиновичем уже побывали на улице, и как-то не осталось приятных воспоминаний.
– Эх, Иннокентий Адамович, вашими бы устами… – тоскливо пробурчал Волостной. – Думаете, похитители этого не предусмотрели? Готов поспорить, что они контролируют дом.
– Но как? – воскликнул Буревич. – В такой собачий холод?
– Не знаю, – пожал плечами Волостной. – С того же вездехода, например.
– О чем вы говорите? – испугалась Евдокия. – Какие похитители? Какой вездеход?
И тут внезапно все замерли. Мурашки поползли по коже. Из леса доносился приглушенный протяжный вой. Однообразный, монотонный, немного вибрирующий. Вот он сменил тональность, вступил еще один «исполнитель». Два волка выли хором – немного в диссонанс, но в целом убедительно и очень зловеще. Люди застыли, боялись пошевелиться, околдованные звуками из леса. Эта нервотрепка продолжалась не меньше минуты, и все это время у людей дрожали колени, они стояли, потрясенные, покрываясь гусиной кожей…
Вой прервался, но собравшиеся не сразу скинули оцепенение, стояли в звенящей тишине. Потом Евдокия с шумом уселась на кровать и зажала ладонями виски.
– Господи, как мне это надоело… Они воют и воют каждую божью ночь. Как с вечера начинают, так упражняются по нескольку часов. Мне кажется, они специально выстраиваются на опушке, сидят, смотрят на дом и воют, чтобы побыстрее свести нас с ума! Все было хорошо до сегодняшнего дня, кабы не этот вой…
– А теперь и без ружья остались, – передернул плечами Тимофей. – Лучше из дома не выходить. Им ничто не мешает пролезть на территорию. Они голодные!
– Ничего себе новости, – поежился прокурор. – Что-то расхотелось мне знакомиться со здешними лесами. Разве что в обнимку с автоматом Калашникова, но где его взять?
– Послушайте, нам на самом деле страшно! – Девушка подняла голову, и в глазах заблестели слезы. – Все эти странные события, которые мы никак не можем объяснить… У нас нет ни связи, ни оружия… Вы вроде не злодеи, похожи на нормальных людей, тоже испуганы, вот только нервные вы какие-то и крикливые чересчур. Можно мы с вами побудем?
– Можно, но не сейчас, – подумав, распорядился полковник. – Хрен вас знает, граждане, кто вы такие на самом деле. Запрем мы вас от греха подальше – сидите, в общем, у себя, а утром разберемся. Где же этот чертов ключ? – он принялся обшаривать карманы.
– У меня, – напомнил Волостной.
– И сделайте это так, чтобы выглядело как несчастный случай, – похабно подмигнул Буревич.
Когда четверо «смелых» вернулись в гостиную, их встретили постные тоскливые лица. Люди тоже слышали волчий вой. Женщины кутались в одеяла, с сомнением поглядывали на мужчин, гадая, способно ли это разношерстное воинство их защитить. У Ивана Петровича вновь разыгрались приступы паники – он шнырял по гостиной, хватаясь за сердце, и бормотал какие-то молитвы. Директор и адвокат втихомолку чокались и выпивали, хотя никто из них не выглядел пьяным. Арнольд Генрихович пребывал в оцепенении. Все уставились на прибывших, вопросов не задавали. Буревич включил телевизор. На экране в хороводе снежинок и серпантина кривлялся надоевший хуже горькой редьки юморист.