И никого не стало…

Казанцев Кирилл

– А ну навалились, лежебоки, навалились!

Но тут перед дверью выросла осанистая фигура адвоката Чичерина, он сделал толпе упреждающий знак. Потом как-то нерешительно взялся за массивную ручку, помедлил, словно спешил свершить молитву, отодвинул по направляющей тяжелый бронзовый засов и, резко выдохнув, надавил на дверь.

Одна из створок со скрипом приоткрылась… И в следующий миг ее швырнуло обратно ураганным порывом ветра. Обжигающий холод ударил по лицам! Люди загалдели, полковник оттолкнул растерявшегося адвоката, лично распахнул дверь и первым выпрыгнул наружу с торжествующим рыком. И тут же поскользнулся на заледеневших плитах крыльца, обрамленного колоннами, не удержался, покатился. Остальные уже лезли на улицу, кто-то падал – слава богу, не фатально. Спрыгивали с крыльца, метались по заметенной подъездной дорожке, барахтались в снегу. Царила темень, бледный свет поступал

лишь из окон вестибюля, но его катастрофически не хватало, чтобы что-то разглядеть. Луна отсутствовала – спутник планеты в этот злосчастный час находился на другой стороне здания. Повалилась в снег Валентина Максимовна, ей на шею взгромоздился завывающий Иван Петрович, и она никак не могла его стряхнуть, вертелась, энергично использовала табуированную лексику. Дул пронизывающий ветер, мела поземка. Мелкий снег проникал под одежду, студеный вихрь морозил щеки. Из темноты напротив крыльца проступал заснеженный садик, заиндевевшие деревья. За ними забор, ворота… Одежда, в которой люди оказались на улице, была никак не предназначена для аномального холода. Кто-то, чертыхаясь, побежал обратно, самые стойкие продолжали метаться, но уже без всякого энтузиазма. Игорь Константинович Волостной имел способность подмечать детали. И с экстремальными условиями был знаком не понаслышке. Он уже прикидывал, сколько сможет выдержать на этом холоде – как ныряльщик перед погружением. Минуты три, четыре – максимум. А затем – гарантированное обморожение пальцев и щек. Он выбросил нож (запомнил, куда), сунул руки в карманы и побежал, утопая в снегу, по дорожке, огибающей заметенный садик. Брови обрастали инеем, холод уже выкручивал позвоночник. Ладно бы в тулупе, а не в этой дохлой куртке… Он подметил, что совсем недавно здесь проезжал автомобиль с широкой колесной базой – автобус или вездеход. Следы еще не замело. Ничего удивительного – ведь всю компанию как-то сюда доставили. Он присел, пытаясь разглядеть рисунок протектора. Бесполезное занятие, только время терять. Протектор мощный, кто бы сомневался. Он помчался дальше, приближаясь к воротам. Ворота были не массивные, порядком обветшали, створки без труда разъехались, и он с колотящимся сердцем вывалился наружу!

Радость оказалась преждевременной. Здесь не было ни населенного пункта, ни дороги (об этом, собственно, можно было и сразу догадаться). Метров семьдесят до плотного ельника – колея, продавленная автомобилем, наискосок тянулась к лесу, а дальше изгибалась и волочилась вдоль опушки. Решение двинуться по колее было, мягко говоря, непродуманным. Волостной ввалился в траншею, продавленную колесом, протащился несколько метров и увяз. Вот уж точно – там, где пехота не пройдет… Он рычал, выкапывался, разгребал снег голыми руками. Продвинулся еще немного и снова упал.

– Решили нас покинуть, Игорь Константинович? – прохрипела темнота голосом полковника. Подоспевший Эдуард Владимирович помог ему подняться. Они стояли в колее, всматривались в очертания леса, в которых не было ничего утешительного.

– Покинешь вас, пожалуй, Эдуард Владимирович, – пробормотал Волостной. – Вам не кажется, что нас очень грамотно тут уединили? Держу пари, в округе не найдется ни одного населенного пункта, сплошные леса, люди здесь не ходят, теплых вещей и средств связи нас лишили, вдобавок этот собачий холод и странный особняк на отшибе. Сунешься в лес – мгновенно замерзнешь…

– Все понятно, Игорь Константинович, – просипел, защищаясь от ветра, полковник. – Ваши мысли удивительно совпадают с моими. Нужно возвращаться, будем разбираться с этими странными обстоятельствами. А если все останется, как было, если не появятся эти сволочи, то будем как-то утепляться и выходить из дома уже не ночью, а при солнечном свете. И мой вам совет – мажьте щеки жиром, если собираетесь на улицу. Пойдемте, Игорь Константинович, нужно возвращаться, если не хотим тут навсегда остаться.

Они отступали обратно к воротам. Из полумрака показывалась двухэтажная громадина дома – с фигурными пилястрами, лепными карнизами и подоконниками, с треугольным фасадом, подпираемым пафосными колоннами. Над главным карнизом висела вычурная эркерная башенка – какой-то анахронизм, родившийся в воспаленном мозгу архитектора.

Задыхаясь от ледяного ветра, полковник прокричал:

– Нам следует держаться поблизости, Игорь Константинович… Представляется, что только мы в этой никудышной компании можем противостоять угрозе. Прокурору я не верю, он себе на уме, остальные – нытики, дохляки и идиоты, согласны? Надеюсь, вы не считаете, что я хреновый мент?

– Отличная идея, господин полковник! – прокричал Волостной, защищая лицо от свирепого ветра. А сам подумал: «Мент ты, может, и не хреновый, Эдуард Владимирович, вот только в разведку с тобой ходить заказано, скользкий ты наш. Уж лучше с врагом – безопаснее будет…»

Рядом с домом никого уже не было, в холле, впрочем, тоже. Когда они ввалились в дом с мороза, окоченевшие до предела, услышали голоса, доносившиеся из гостиной, – люди там шумели, ругались. Несколько минут они прыгали, растирались, пытаясь согреться – боль тянула кожу. В вестибюле тоже было прохладно – отопительных приборов здесь не держали, а парового отопления, разумеется, не было – к чему его тут подключать? Хорошо хоть электричество имелось. Несколько минут полковник и Игорь Константинович посвятили осмотру первого этажа, убеждаясь, что «посторонних» в данной части здания нет. Гостиная располагалась напротив основного входа. Между гостиной и лестницей обнаружился витиеватый коридор, а за ним еще один выход – заваренный. Помещения в правом крыле – отремонтированные, но пустые, в них никогда не жили. Слева – бильярдная, там имелся стол (не пыльный, что бросилось в глаза), а также все необходимое для игры, включая увесистые кии, одним из которых и вооружился Игорь Константинович. Дальше следовали две комнаты, похожие на спальни, в них были пустые тумбочки, голые кровати, несколько одеял в пустых шкафах, на окнах куцые шторки без балдахинов и ламбрекенов. Узкие коридоры замысловато разбегались – один от лестницы, другой от гостиной, огибали крылья здания и возвращались в холл – но уже ближе к выходу. Местечко выглядело идеальным для игры в пейнтбол или, скажем, казаки-разбойники. Взгляды периодически натыкались на отключенные от сети калориферы. Их было много. Впрочем, в бильярдной нагревательные приборы работали и еще в одном из помещений справа от холла, напоминающем кухню, которой практически не пользовались. Все окна первого этажа были забраны решетками. Если в помещениях имелись шторы, то они были наглухо задернуты.

– Вам не страшно, полковник? – пробормотал Волостной, когда, осмотрев все потаенные уголки, они выбрались к лестнице.

– К черту страх, – фыркнул Эдуард Владимирович. Его внушительная челюсть ходила ходуном. – Хотя кого я собираюсь обмануть… Вы проницательный человек, Игорь Константинович, несмотря на молодые годы. Мне так же страшно, как и вам, черт побери… Я даже не представляю, что сделаю с этими уродами, когда они мне попадутся. Вернемся в гостиную?

– Как хотите, – пожал плечами Волостной. – Но на вашем месте, господин полковник, я бы сейчас поменьше задирал людей и отринул подальше размышления на темы расправы. Мы все возмущены, испуганы, растеряны, и накручивать себя и окружающих – как-то не умно. Согласитесь, если бы нас похитили с целью выкупа, то все это выглядело бы несколько иначе.

– Вы присвоили мою мысль, – проворчал полковник.

– Я об этом подумал еще до вашего пробуждения. В первую очередь нужно убедиться, что в здании, помимо присутствующих, никого нет. И лучше это сделать нам вдвоем – дабы истеричная публика не путалась под ногами.

– Предлагаете подняться? – Полковник угрюмо уставился на окутанную мраком лестницу – такое ощущение, что где-то наверху клубился туман и в нем шевелились жутковатые призрачные существа. – Ну, хорошо, пойдемте… Хотя, признаюсь честно, Игорь Константинович, я далеко не в восторге от этой затеи…

Они поднимались – вооруженные кием и ножом, – делая частые остановки и прислушиваясь. «Туман» заглатывал. Поворот у безвкусной керамической вазы, венчающей перила, второй пролет. Они двигались молча, чутко поводя ушами. Остановились у стены широкого коридора, прижались. Видит бог, становилось не по себе.

– Покурить бы сейчас, Игорь Константинович, – прошептал полковник. – Эти суки, что нас прибрали, вместе с телефоном изъяли сигареты и зажигалку. У вас, случайно, не найдется сигаретки?

– Не курю, Эдуард Владимирович, бросил. У меня прибрали только телефон. На банковские карты и рублевую мелочь не покусились. Правда, блокнот умыкнули, с рабочими записями…

– Признайтесь, как они вас похитили, Игорь Константинович?

– Глупо… – молодой человек сквозь зубы чертыхнулся. – Рабочий день уже кончался, какая работа под Новый год? С коллегами символически посидели, позвонил жене, сказал, что уже еду. А тут осведомитель на мобильник прорвался, попросил о встрече – мол, срочно. Ладно, думаю, заеду – договорились в бильярдной на Щербицкого. Заведение кулуарное, приватность обеспечена, клиентов с гулькин нос. Ждал поганца, задерживался он где-то, потом в туалет вышел… ну, и проворонил. Тряпка в рот – то ли эфир, то ли хлороформ, все поплыло – и сутки в отрубе… Одно удовольствие – успел по нужде сходить. Теперь вот гадаю – а мой ли агент звонил? Сипел он как-то странно… А вас как прибрали, Эдуард Владимирович – если это не коммерческая, гм, тайна?