И обрушилась стена
Шрифт:
Мы видим, как Майкл с каким-то ужасом вглядывается в кровь на своей руке. В кадре доминирует рука; лицо Майкла маячит где-то вверху. С его уст срывается протяжный и приглушённый вопль ужаса, намного превосходящий то выражение чувств, которое можно ожидать от бывалого армейского офицера при виде крови. Кажется, он знает нечто такое, что ему не хотелось бы знать. Наконец вопль перерастает во всхлипывающие рыдания.
Затемнение.
Саймон
На улице за окном мы видим первые светло-коричневые проблески рассвета. Майкл залпом глотает виски и поёживается. Саймон отпивает глоток, потягивается и наконец говорит дружелюбно и без насмешки.
Саймон. Человек, убивший Христа… ну, это что-то новенькое. Но почему всякий раз. Когда я встречаюсь со случаем реинкарнации, люди утверждают, что были какой-то знаменитостью в своей прошлой жизни?
Майкл удивлён и слегка сконфужен.
Саймон (философски). Я встречаю людей, которые были Клеопатрой… или Наполеоном… а в последнее время — Мерилин Монро… Я никогда не встречал человека, который был бы незнаменитым, когда жил здесь в прошлый раз…
Майкл(устало). Ты не понимаешь… Это и есть всё то, что ты называешь «защитной памятью».
Саймон(удивлённый, что Майклу известен этот термин). Защитная память? Ты сам это придумал? Тебе не нужен психолог… может быть, тебе самому следовало стать психологом.
Майкл(нетерпеливо). Ты объяснял мне, что такое защитная память, на конференции SSA… мы обсуждали корреляцию между автомобильными авариями и сообщениями об НЛО, помнишь? Ты рассказывал, что у каждого человека после шока или травмы могут появиться искажённые воспоминания. Замещающие то, что он в действительности помнить не может. Ты говорил, что такие случаи бывают чаще, чем амнезия.
Саймон. А если так, значит, ты не убивал Христа в буквальном смысле?
Майкл поёживается и наливает ещё виски. Выпивает залпом.
Майкл(поначалу очень спокойно, затем постепенно повышая голос). В буквальном — не убивал… Но каждый физик в мире участвовал в этом убийстве… в течение сорока лет, а теперь уже и больше. Мы занимаемся тем, что выпрашиваем всё больше и больше денег, чтобы добиться всё большей силы взрыва и (голос прерывается) доставляем бомбы на всё большие и большие расстояния… за всё меньшее и меньшее время… чтобы убивать всё больше и больше людей. Какое замечательное применение человеческого интеллекта… (Почти рыдает)
Пауза. Саймон смотрит на него сочувственно. Майкл берёт себя в руки.
Саймон(мягко). Ну и ну… И давно ты это в себе носишь?
Майкл. Большую часть своей взрослой жизни.
Пауза.
Саймон. Но это не всё… Помимо защитной памяти есть ещё кое-что…
Майкл. Да… И вот здесь ты мне действительно должен сказать, не двинулся ли я вправду мозгами…
Грохочет гром, сверкает молния.
Он наблюдает, как дождь смывает кровь с его рук.
Отец Майкла(за кадром). Все религии одинаково истинны для народа…
Его голос продолжает звучать в начале следующего кадра.
Отец(продолжая) …одинаково ложны для философа и одинаково полезны для политика. Милый мальчик, всё это повергает меня в дикое смущение, но что я могу поделать? Я — сенатор; я должен подчиняться протоколу.
Крупный рогатый скот, ослы, колесницы, массы людей. Стоит галдёж, всюду грязь и общее ощущение зловония. Камера показывает улицу сверху, и мы видим Майкла, всё ещё в одежде центуриона, и его отца в тоге.
Майкл. Я понимаю, отец.
Отец. Да? Интересно. После пяти лет службы в Провинциях ты вряд ли до сих пор остался римлянином.
Майкл(загадочно). В Провинциях видишь много странного.
Отец. Надеюсь, ты не настолько наивен, чтобы верить всему, что видишь, дорогой ты мой. Глаза — большие обманщики. Тот, кто сказал: «Увидеть — значит поверить», — был дурак. А ты всегда отличался воображением.
Майкл. Умоляю, не начинай опять всё с начала, отец.
Майкл и Отец под тенистым навесом, но ещё за пределами собственно здания.
Отец(строго). Тебе было двенадцать лет от роду, когда ты поведал матери эту нелепую историю. С тобой говорил бог! И, думаю, ты в это верил.
Майкл. Евреи постоянно слышат. Как с ними говорит их бог. Во всяком случае, некоторые из них. Один человек, которого я распял…
Отец. Прошу тебя, дорогой мой мальчик, не утруждай меня подробностями. Официально мы находимся там, чтобы сделать их цивилизованными. Я предпочитаю не вдаваться в подробности. Это уменьшит мою искреннюю уверенность, когда я буду выступать в Сенате. Мне надлежит верить, что народам, чьи земли оккупируют наши войска, мы не несём ничего, кроме блага.
Майкл смотрит на отца с возросшим любопытством.
Майкл. Так ты на самом деле ничему не веришь. Да, отец?