И пала тьма
Шрифт:
Он повернулся и отправился вниз по улице.
Позади раздались шаги. Перрил без труда нагнал его и пошел рядом.
— Всем, что у меня есть, я обязан вам.
Слова резанули Тилара, как удар кинжала. Он торопливо шел вперед, зная, что если и не сможет скрыться, то хотя бы попробует сбежать от воспоминаний.
Юноша не отставал.
— Я хочу поговорить с вами, сир! Многое изменилось в Ташижане. Если бы вы встретились со мной завтра…
Тилар резко развернулся к нему. Грудь его сжимало от стыда и горя.
— Посмотри на меня, Перрил. —
Энергичная тирада заставила рыцаря отступить на полшага.
Тилар снова увидел перед собой мальчишку, обиженного и не знающего, как ответить. Юноша поднял голову и уставился на сияющий ореол меньшей из лун.
— Сейчас вынужден покинуть вас, — пробормотал он извиняющимся тоном и закрыл лицо масклином. — Но мы еще встретимся, даже если разговор со мной принесет вам боль.
— Оставь меня в покое, Перрил, — с отчаянием произнес Тилар. — Если ты когда-то любил меня, оставь все как есть.
— Ненадолго. — Рыцарь закутался в плащ и отступил в тень, сливаясь с ночью. Тилар видел только светящиеся глаза. — Для всех нас наступает страшное, полное опасностей время.
И Перрил растворился во тьме, двигаясь с дарованным Милостью проворством.
Тилар постоял еще несколько мгновений. В кармане пальцы сжимали пару медных пинчей. О, если бы это был серебряный йок, чтобы забыться на весь остаток ночи. Хотя он сомневался, что даже целый кошель полновесных марчей поможет утопить его боль.
Тилар двинулся вниз по улице. Самыми темными закоулками Панта он пробирался в район порта, к своей одинокой постели.
Поутру он попробует найти лодку, которая перевезет его на другой остров. Он не желал новых встреч с прошлым. Лучше затеряться где-нибудь и погрузиться в забвение.
Тут он вспомнил слова Перрила: «Страшное, полное опасностей время». Исполненная мрачного веселья мысль прорвалась сквозь боль и стыд: «Страшное и опасное? Самое подходящее определение моего существования последние пять лет. Так что мне бояться нечего!»
Тряхнув головой, он положил конец размышлениям: его это не касается.
Ночь подходила к концу, когда Тилар оставил позади вымощенные булыжником улицы и зашагал по истертому тысячами ног песчанику.
По левую сторону в переулках и тупиках раздавались крики, плач и прочие звуки, к которым разумнее оставаться глухим. Но избежать запахов Панта было невозможно. Нижний город испражнялся, потел и блевал; он лопался по швам от пороков, болезней и разложения. Привыкнуть к его вони еще никому не удавалось.
По привычке втянув голову в плечи, Тилар выбирал дорогу потемнее. Обитатели нижнего города быстро учились не привлекать к себе внимания, вот и он старался держаться в тени. Пусть его лишили Милости, но умения передвигаться незамеченным никто не отнимал.
Он свернул с площади Джиллиана с ее пустующими пока виселицами и срезал путь через Чэнтские ряды, где кожевенные и красильные мастерские стояли с наглухо закрытыми дверями и окнами.
И все же Тилару не удавалось скрыться: город злобно ухмылялся ему вслед, кричал и смеялся, наблюдая за ним из тысячи темных окон.
Тилар торопливо миновал Ламберрский мост, перекинутый через одетый в камень вонючий канал.
Он приближался к наиболее опасной части путешествия. За мостом тянулись бесконечные ряды дешевых кабаков и публичных домов, а узкие переулки переплетались, как паутина.
Тилара поглотила мутная тьма, здесь не обещавшая безопасности. Воздух тут был тяжел и густ как кисель — зловонный выдох Панта. Здесь то и дело грабили прохожих и высматривали, с кем позабавиться в ближайшем тупике. Ни то ни другое, однако, не особенно страшило Тилара. Он редко носил с собой столько денег, чтобы на них позарились воры, а его сгорбленная фигура вряд ли могла всколыхнуть чью-то похоть.
Так что он торопился миновать последние переулки, мечтая о своем соломенном матрасе. Но стоило только выбраться из последнего островка темноты на застроенную допотопными домишками площадь, как Тилар остановился, будто путь ему преградила каменная стена. Его буквально накрыла волна запаха, совершенно невероятного для этих мест. Сладчайший букет из лаванды и медвяницы как будто осветил ярким светом смрадную темноту.
Тилар стоял как вкопанный. Да и как он мог уйти? На глаза навернулись слезы. В голове билась единственная мысль: как такая красота сумела расцвести посреди окружающего дерьма?
И тут раздался крик ужаса, напомнив об опасностях, которые таят тени Панта.
За криком последовал звон меча о камень. Затем до Тилара донесся уже целый хор воплей, перепуганных и приближающихся к площади. Вот они уже доносятся из соседнего проулка… Топот ног… Шаги удаляются… Нет, приближаются!
Тилар завертелся на месте. Он не мог сообразить, куда бежать, и тут из тьмы перед ним выступила закутанная в плащ фигура. Взмах серебряного меча рассек темноту ударом молнии. Глаза на скрытом вуалью лице отражали сияние клинка.
Тилар сразу понял, что перед ним не Перрил; стоящий перед ним мужчина был слишком широк в плечах. Рыцарь сделал шаг вперед и рухнул на колени — не в просительной позе, как незадолго до этого Перрил, а в полном изнеможении. Тилар шагнул вперед и протянул руку, чтобы помочь, но опоздал.
Стоило телу рыцаря коснуться мостовой, голова свалилась с его плеч и, подпрыгивая, подкатилась к ногам Тилара. Тот в ужасе отшатнулся.
Вслед за первым рыцарем на площади появились другие, закутанные в плащи, с затянутыми масклином лицами. Их постигала та же участь, что и первого; казалось, они просто распадаются по швам. Мостовую усеяли бескровно отсеченные конечности, внутренности лопались, выплескиваясь извилистыми петлями из распоротых животов. Один рыцарь сложился в себя, будто его кости внезапно превратились в желе.