И плачут ангелы
Шрифт:
— В пяти шурфах мы углубились на сотню футов, пройдя рыхлые слои, и снова наткнулись на верхний слой сланца…
— На сланце не разбогатеешь.
— Разумеется, но под ним находится жила.
— Откуда ты знаешь?
— Ты ведь нанял меня за чутье, — усмехнулся Гарри. — Я золото носом чую. — Он повел Ральфа дальше. — В общем, как видишь, логичнее всего заложить первую шахту здесь. Я думаю, на трехстах футах мы уткнемся в жилу и можно будет начинать разработку.
Небольшая группа матабеле расчищала место для буровой установки.
— Базо! — закричал Ральф, узнав самого
Индуна выпрямился и встал, опираясь на кирку.
— Хеншо! Ты пришел посмотреть, как работают настоящие мужчины?
Черная кожа блестела антрацитом, туго обтягивая крепкие мускулы, по ней стекали ручейки пота.
— Где эти настоящие мужчины? — спросил Ральф. — Ты обещал мне двести человек, а привел двадцать!
— Остальные ждут, — объяснил Базо. — Они не хотят идти без жен. Сияющий Глаз приказал, чтобы женщины оставались в поселках.
— Пусть берут всех своих жен! Я поговорю с Сияющим Глазом. Иди и выбери лучших мужчин. Приведи мне своих старых соратников из отряда Кротов. Скажи, что я обещаю хорошую оплату и еду. Пусть приходят вместе с женами и растят сильных сыновей, которые будут работать на моих шахтах.
— Я отправлюсь утром, — решил Базо. — И вернусь до того, как месяц снова покажет рожки.
Индуна с непроницаемым видом наблюдал, как двое белых двинулись дальше, потом посмотрел на своих подчиненных и кивнул.
Поплевав на ладони, они занесли кирки, и Базо запел:
— Убуньоньо бу гинье энтудлла! — Маленькие черные муравьи могут съесть жирафа!
Базо сочинил эту строчку возле туши погибшего от чумы жирафа — падальщики вельда настолько объелись, что не тронули ее, и лишь черные муравьи начисто обглодали кости. Увиденное поразило Базо: он понял, что ничто не может устоять перед упорством, и теперь внешне бессмысленный напев постепенно пропитывал сознание его амадода. Стоя плечом к плечу, они высоко вскинули кирки и хором ответили:
— Гуга мзимба! Сала нллизийо! — Хотя наши тела измотаны, наши сердца верны!
Со звонким криком «Й-и-е!» матабеле дружно опустили кирки, со стуком вонзив их в твердую, как камень, землю.
Высвободив кирку, каждый сделал шаг вперед и приготовился. Базо вновь запел:
— Маленькие черные муравьи могут съесть жирафа!
И все повторилось сначала. Потом еще и еще раз — сотни раз, пока пот не залил тела и не заклубилась в воздухе красная пыль.
Базо размашисто шел обманчиво легкой походкой, не замедляя и не ускоряя шаг, несмотря на крутизну склонов. Долгие недели он и не замечал, насколько его раздражала работа, пока не вырвался на свободу — и теперь наслаждался ей.
Давным-давно Базо махал киркой и лопатой на алмазной шахте в Кимберли. В те времена Хеншо работал вместе с ним, и они превратили бесконечный изматывающий труд в состязание. Работа наливала тела силой, но калечила души. В конце концов они оба не выдержали и сбежали вместе.
С тех пор Базо испытал дикую радость и божественное безумие жуткого момента, когда «рога буйвола» смыкаются, сражался против врагов короля и убивал их, заслужил почести и уважение соратников, сидел на королевских советах с обручем индуны на голове, побывал на краю черной реки, заглянув
Тропа спускалась к реке, исчезая в густых зеленых зарослях, точно змея в норе. Базо вошел в мрачный туннель — и замер. Правая рука инстинктивно потянулась к несуществующему ассегаю, висевшему на кожаном шнурке под длинным щитом, которого тоже не было: привычка — вторая натура. Щит давно сожгли на костре вместе с десятью тысячами других щитов, а наконечник копья разбили на наковальне кузницы БЮАК.
Базо разглядел, кто идет ему навстречу по узкому проходу в прибрежном кустарнике, и сердце бешено заколотилось в груди, хотя опасаться было нечего.
— Я вижу тебя, господин, — негромко приветствовала мужа Танасе.
Она оставалась такой же стройной, как и в те времена, когда Базо захватил ее в плен в крепости колдуна Пембы: длинные изящные ноги, тонкая талия, лебединая шея, похожая на стебелек прелестной черной лилии.
— Почему ты оказалась так далеко от поселка? — недовольно спросил Базо.
Танасе почтительно опустилась на колени и тихонько хлопнула в ладоши.
— Я увидела, что ты возвращаешься, Базо, сын Ганданга.
Базо удивился: ведь он шел очень быстро, откуда она могла узнать?.. Он собрался было задать вопрос, но передумал, почувствовав мурашки суеверного трепета. Жена до сих пор иногда вгоняла Базо в дрожь: похоже, Танасе сохранила часть магического дара Умлимо.
— Я вижу тебя, господин, — повторила Танасе. — И мое тело тянется к твоему, как голодный младенец, проснувшись, тянется к материнской груди.
Базо обхватил лицо жены ладонями, вглядываясь в него, точно в редкостный красивый цветок. Понадобилось немало времени, чтобы привыкнуть к тому, как Танасе говорит о тайных желаниях тела. Согласно обычаю матабеле, женщине не следует выказывать удовольствие от акта продолжения рода, а также говорить об этом, подобно мужчинам. Она должна служить всего лишь покорным сосудом для семени мужа, готовым тогда, когда он пожелает, в остальное же время вести себя скромно и незаметно.
Танасе была другой. У колдунов она научилась некоторым вещам, которые поначалу ужаснули Базо. Однако по мере того, как жена раскрывала все новые умения, ужас перешел в восхищение. Танасе знала, как делать мази и благовония, способные возбудить мужчину, даже если он смертельно устал или изранен в битве. Она умела говорить и смотреть так, что каждое слово, каждый взгляд жалили подобно стреле. Ее пальцы безошибочно находили чувствительные места на теле Базо, о которых он и сам не подозревал, играя на них, будто на клавишах маримбы, и давая ему мужскую силу, о которой он раньше и мечтать не мог. Собственным телом Танасе умела пользоваться лучше, чем Базо владел ассегаем, — и наносила не менее точные удары. Она могла сокращать и расслаблять любой мускул по отдельности независимо от остальных и либо вызвать у мужа стремительную безудержную разрядку, либо заставить его парить, словно зависший в небе коршун.