И плывет корабль
Шрифт:
МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Нет! Нет!
МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ. Если убавить хоть каплю воды, это уже будет не то... будет совсем другая нота!
Орландо подходит к старичкам и, стараясь их примирить, с восторгом пожимает обоим руки.
МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Нет, нет и нет, здесь звук должен понижаться... а он не понижается, тебе медведь на ухо наступил, вот ты и заладил свое "па-па-па-па" все выше и выше, осел ты этакий... а нужно понижать... здесь фа бемоль. Бемоль!
Но тем, кто хлопочет
Кое-кому, однако, не до развлечений. Сэр Реджинальд, отведя в сторонку усатого официанта, стоящего перед ним навытяжку, хлещет его по лицу перчатками, затем, истерически хихикнув, с удвоенной силой проделывает эту унизительную процедуру еще раз. Но в царящей здесь веселой суматохе никто ничего не замечает.
16. "ГЛОРИЯ Н." В ОТКРЫТОМ МОРЕ. ДЕНЬ
Из сточных клюзов по черному борту судна струятся потоки густой жижи и, достигнув воды, смешиваются с пенящимися волнами.
17. ВЕРХНЯЯ ПАЛУБА "ГЛОРИИ Н.". ЗАКАТ
Обе певицы меццо-сопрано, стоя спиной к объективу, любуются закатом.
Инес Руффо Сальтини мелодраматически-восторженно делится с подругой впечатлениями:
– Ах, что за чудо! Все как нарисованное!
– Потом, обернувшись, тем же тоном восклицает: - О, это просто невозможно! Посмотри же, Тереза, луна! Солнце и луна одновременно!
Действительно, с противоположной стороны светится луна и небо гораздо темнее, почти как вечером.
На палубе пассажиры "Глории Н." вперемешку с офицерами экипажа коротают время в приятных беседах.
Капитан распространяется о музыке.
КАПИТАН. Когда исполняют увертюру к "Севильскому цирюльнику", например, у меня мурашки по спине бегут...
Сэр Реджинальд, нашедший наконец жену, блистает своими познаниями в области астрономии:
– Это Андромеда... А вон та маленькая звездочка справа, рядом с созвездием Ориона, открыта всего пятьдесят лет назад!
СУДОВОЙ ВРАЧ. Совершенно верно, сэр Реджинальд! Похоже, вы нам читаете настоящую лекцию по астрономии!
Польщенный сэр Реджинальд, приобняв жену за плечи, поворачивает ее в нужном направлении.
СЭР РЕДЖИНАЛЬД. Эта звезда называется Кауда Павонис. Вон, серебристо-синяя. Видишь? А теперь стала изумрудной... ярко-оранжевой... И знаете, кто ее открыл? Один известный хирург, астроном-любитель... Угадайте, как его звали? Реджинальд!
Леди Вайолет, восхищенная, томно склоняет голову ему на грудь.
Орландо и дирижер Альбертини болтают, прогуливаясь рядышком по палубе. Репортер, пользуясь случаем, пытается выудить у такой важной персоны побольше всяких пикантных подробностей.
МАЭСТРО АЛЬБЕРТИНИ. Что ж, если отрешиться от мифа о великой певице, то надо сказать, она была очень впечатлительной, очень замкнутой девочкой. Казалось, ты просто обязан ей помочь, но потом... Вас, вероятно, интересует какой-нибудь случай из жизни Эдмеи? Вот эта дама - ее кузина; почему бы вам не поговорить с ней?..
Они как раз проходят мимо женщины в траурном одеянии, беседующей с капитаном.
КАПИТАН. В нашем городке был учитель пения, который весьма лестно отзывался о моих способностях... да-да, он говорил, что я мог бы петь на сцене. (Басовито смеется.)
Орландо подходит и здоровается за руку с беседующими.
ОРЛАНДО. Капитан...
КАПИТАН. Синьор Орландо...
По одному из железных трапов спускается Ильдебранда Куффари, и дирижер спешит ей навстречу. Взяв ее руки в свои, он восклицает:
– Что за дивное явление! С одной стороны струит свой холодный свет луна...
Дочка Куффари перебивает его, чтобы поздороваться, как подобает воспитанной девочке:
– Добрый вечер.
МАЭСТРО АЛЬБЕРТИНИ. Здравствуй, малышка!
ФУЧИЛЕТТО (громко кричит издали). О божественная!
Дирижер оркестра заканчивает наконец свой замысловатый комплимент:
– ...с другой стороны сияет солнце. Необыкновенно красиво! А между сияньем дня и сумраком ночи, между огнем и хладом - вы, Ильдебранда...
КУФФАРИ. Спасибо. Как поэтично...
МАЭСТРО АЛЬБЕРТИНИ. Позвольте составить вам компанию?
КУФФАРИ. НО ЗДЕСЬ ОЧЕНЬ СЫРО... (Поплотнее закутывает шею норковым боа.)
Между тем кузина Эдмеи Тетуа продолжает рассказывать репортеру:
– С тех пор прошло тридцать лет, и мы с ней никогда больше не виделись. И вспомнить-то, по сути, нечего, простите... Ведь мы были совсем детьми...
ОРЛАНДО. Спасибо, все-таки кое-что я от вас узнал.
КУЗИНА ТЕТУА. Пожалуйста, пожалуйста...
С этими словами она удаляется навстречу второму офицеру, беседующему со своим коллегой.
ВТОРОЙ ОФИЦЕР. Когда светит луна, он не может стоять на вахте, так как у него, видите ли, нервы не выдерживают. Во время дневной вахты, когда светит солнце, он тоже не может находиться на палубе, потому что у него шелушится кожа. Зачем он вообще пошел в моряки? Чтобы забыть о своей несчастной любви? Иди тогда в шахтеры, в железнодорожники... на свете столько профессий...
Орландо, оставшись один, продолжает свой репортаж, предварительно ответив на чей-то поклон:
– Привет, привет! Что-то я не знаю тебя, приятель, хотя обязан говорить и о тебе, и еще о том толстяке... вон он - здоровается со мной.
Круглый, как воздушный шар, человек из группы пассажиров, опершись о борт, приветственно машет репортеру рукой.
ОРЛАНДО. Первый раз его вижу! Мда, странная все-таки у меня профессия!
Второй офицер продолжает жаловаться на матроса, который не желает ничего делать.