И плывет корабль
Шрифт:
КУФФАРИ. Моника! Что ты делаешь?
ДОЧКА КУФФАРИ. Но мамочка, он же горячий!
КУФФАРИ. Значит, надо подождать, когда остынет.
Жена тенора Сабатино Лепори, аргентинка, со свойственной ей экспансивностью наседает на секретаря-импресарио мужа.
ЖЕНА ЛЕПОРИ (с испанским акцентом). Даже если мой муж сказал "да", это еще ничего не значит. Мой муж великий артиста, только... Ты не сердись, por favor [пожалуйста (исп.)], дорогой... Что поделаешь, в делах он просто ребенок.
Тенор продолжает
– Я бы этого не сказал. Но как бы там ни было, синьора, я здесь для того, чтобы блюсти его интересы...
ЖЕНА ЛЕПОРИ. Нет, неправда! При заключении контракта вы его интересы не защищали! И я вам сейчас скажу por que [почему (исп.)]. Во-первых, реклама. Она не в его пользу. Нужно изменить рекламу сопрано, она слишком шикарная по сравнению с рекламой моего супруга...
Вдруг Лепори замечает направленный на него объектив кинокамеры; быстрым жестом поправив волосы и холеные усы, он приосанивается и принимает классическую позу тенора - для солидного портрета "в три четверти".
За столом комика немого кино Рикотэна тоже разгораются страсти.
РИКОТЭН. Благотворительность или не благотворительность, а я не желаю больше ломать комедию перед горсткой сопляков. Я... я... Рикотэн, я тонкий комический актер. И неправда, что мои основные зрители - дети, я пользуюсь успехом у интеллектуалов...
Его перебивает бледная дама-продюсер; с трудом сдерживая раздражение, она пытается поставить его на место.
ДАМА-ПРОДЮСЕР. Это ты так думаешь, дорогой, а последние выступления критики просто ужасны...
РИКОТЭН (за кадром). Во Франции критик Жильбер...
БАНКИР. Ты должен выполнять условия контракта! Тебя взяли сюда для того, чтобы ты делал рекламу моему фильму, и ни для чего другого!
Напряжение - правда, иного рода - ощущается и за столом сэра Реджинальда Донгби. Участвуя в разговоре с показной непринужденностью, на самом деле он весь поглощен подглядыванием за своей женой - леди Вайолет, а она в свою очередь совершенно недвусмысленно пожирает глазами усатого официанта, обслуживающего их стол.
Пока сэр Реджинальд поддерживает легкую беседу, волнение прекрасной леди нарастает, и вместе с ним растет ревность мужа, жадно следящего за малейшими признаками возбуждения у жены.
СЭР РЕДЖИНАЛЬД ДОНГБИ. Да, так вот, индусы, живущие в окрестностях Бомбея, утверждают, я, конечно, не знаю, насколько это достоверно, но они утверждают, что, если смотреть тигру прямо в глаза, он на человека не нападет.
СЕКРЕТАРЬ ДОНГБИ (за кадром). Возможно ли это, сэр Реджинальд?
Но Донгби до того озабочен поведением жены, что вопрос секретаря до него не доходит.
СЭР РЕДЖИНАЛЬД. Что-что?
СЕКРЕТАРЬ ДОНГБИ. Я говорю - неужели это так просто?
СЭР РЕДЖИНАЛЬД (нервно смеясь). Да нет же, совсем
В одном из уголков зала без устали играет небольшой оркестр. Белокурый секретарь Куффари, понизив голос, говорит певице:
– Тебя снимают...
КУФФАРИ (шепотом). Где? Кто?
Ее ложка застывает в воздухе, а на лице появляется выражение томного безразличия.
СЕКРЕТАРЬ КУФФАРИ. Они там, за лестницей...
На середину зала выходит репортер Орландо и делает рукой общий привет совсем как нынешние тележурналисты.
ОРЛАНДО. А вот и я! Куда направляются эти прекрасные дамы и господа? Почему они собрались все вместе здесь, на борту этого... сказочного...
К нему подходит метрдотель и очень вежливо говорит:
– Прошу прощения, синьор Орландо, что я вас перебиваю, но вы выбрали такое место... Здесь вы мешаете официантам... Не соблаговолите ли вы отойти, ну хотя бы вон в тот уголок?
ОРЛАНДО (улыбаясь). Ага, понятно. (Подмигивает публике добродушно и чуть-чуть плутовато.)
МЕТРДОТЕЛЬ. Благодарю вас, вы очень любезны, я вам чрезвычайно признателен, прошу прощения...
Орландо отходит в сторонку и оказывается чуть ли не под самой центральной лестницей - так, что за спиной у него то и дело распахиваются створки двери, ведущей в кухню, и непрерывно снуют официанты.
ОРЛАНДО. Да, так вот я спрашиваю, куда направляются все эти необыкновенные пассажиры? И верно ли, что они носители, так сказать, самых высоких ценностей в волшебном мире искусства? Сейчас я вам их представлю: перед вами знаменитый директор Миланского театра "Ла Скала"...
По мере того как Орландо представляет гостей, объектив кинокамеры выхватывает их лица из общей массы обедающих и показывает зрителям.
– ...а это его прославленный коллега из Римской оперы, тот самый, что причастен к скандалу...
Тут мы успеваем услышать обрывок разговора за столом, на который направлен объектив.
ДИРЕКТОР ТЕАТРА. ...Она-то и называется "длинной волной"... (Не договорив фразы, бормочет.) ...Не обращайте внимания, сделайте вид, будто ничего не происходит. Смотрите в свои тарелки.
Эти слова обращены к сидящим с ним дочери, секретарю и молодой второй жене, которая, не удержавшись, все-таки оглядывается.
– Не оборачивайся!
ЖЕНА ДИРЕКТОРА ТЕАТРА (за кадром). Да я вовсе и не смотрю.
ДИРЕКТОР ТЕАТРА. Повернись сюда и ешь!
ЖЕНА ДИРЕКТОРА ТЕАТРА. Ну хватит, надоел!
Наше внимание задерживается на секретаре директора: сначала он продолжает жевать, с веселым любопытством глядя в объектив, а потом вдруг поднимает белую салфетку и натягивает ее перед лицом, как экран, Это шутка.