И прочая, и прочая, и прочая
Шрифт:
Начинаются догадки: что может означать это «будьте готовы»? Вероятно, ждите, может понадобиться ваша помощь, вас могут скоро позвать.
«Нет, думаю, здесь что-то не так. Ведь «будьте готовы» сказали не только Степану Ивановичу, но и мне. Кому я могу понадобиться с моим великолепным «Смит-Вессончиком», который молодежь насмешливо называет «тугострел»?
Проходит еще с полчаса очень напряженного ожидания. Никто не берется ни за какое дело, — все валится из рук.
Не выдержав характера, бегу без зова к Морозовым. Вхожу в кабинет. Морозов говорит с кем-то
Присаживаюсь у двери, где стою. Вслушиваюсь в телефонный разговор Михаила Семеновича с кем-то, не могу понять, с кем. Ведь слышны только его реплики.
— Да. Старший врач Колмовской земской психиатрической больницы Морозов…
— Слушаю вас, ваше превосходительство.
— Какие же меры мы можем принять, ваше превосходительство? У нас нет людей, нет оружия…
— Я полагал бы, ваше превосходительство, меры следует принять не нам
— Отразить нападение враждебной толпы мы не можем, но власти могли бы не допустить эту толпу до Колмова!
— Слушаю, ваше превосходительство.
Морозов с сердцем вешает телефонную трубку на кронштейн. Мы молча смотрим на него. Ждем, чтобы он объяснил нам, в чем дело.
Анастасия Григорьевна, очень бледная, спрашивает еле слышно:
— Миша, кто это звонил?
— Губернатор звонил. Новгородский губернатор граф Пален… Знаешь такого? Так вот он и звонил.
— А что он тебе сказал?
Морозов отчеканивает внятно, словно щелкает костяшками на счетах:
— «Ставлю вас в известность, большая толпа патриотически воодушевленных жителей города Новгорода, возмущенная тем, что у вас укрывают врагов царя и отечества, направляется к Колмову крестным ходом, с духовенством и священными хоругвями. Они намерены требовать от вас выдачи укрываемых у вас злодеев. Предваряю вас об этом официально…» Поняла? Официально! Официально, чтоб он пропал! — взрывается Морозов.
— А ты что ему ответил?
— Мой ответ ты слышала. Отразить нападение враждебной толпы мы не можем. У нас нет ни людей, ни оружия. Властям — вот кому надлежит принять меры к недопущению враждебной толпы до больницы… А он, этот губернатор, наглец, — уже рычит Морозов, — заявил мне, что у него нет такого приказа! И повесил трубку! До свидания — все! Точка!
Никто не успевает сказать ни слова, как раздается новый телефонный звонок. Морозов берет трубку. Потом оборачивается ко мне:
— Вас. Доктор Марголин.
В трубке — голос Марголина, очень встревоженный, уже без всяких иносказаний и ухищрений эзопова языка:
— Вы слушаете? Сейчас мимо наших окон прошел по улице крестный ход. Впереди — попы, иконы, кресты, а сзади — погромщики всех мастей, со всех концов города… Большая толпа! Они идут к Колмову… Вы меня хорошо слышите? Сию минуту берите ребенка и бегите к нам… Только не по шоссе — там вы напоретесь на крестный ход, — бегите по берегу Волхова!.. Скорее, не теряйте времени… Мы вас ждем! Вы слышали, что я сказал?
— Абрам Моисеевич,
— Как «не можете»?
— Не могу идти с Колобком к вам… Тут у нас куча маленьких детей… Так уж — что им, то и нам.
Марголин начинает что-то быстро говорить, но телефон внезапно выключается. Щелк! — и полное молчание…
В комнате так тихо, как если бы ушли все находящиеся в ней десять — двенадцать человек и комната опустела. На лицах тревога. Ведь не шутки! Слова губернатора, принятые сперва за угрозу, за желание испугать, подтверждаются с другой стороны: Марголины видели этот крестный ход из своих окон!
И вдруг в тишине раздается голос Анастасии Григорьевны. Она говорит громко, как всегда, с капризными детскими интонациями:
— Миша! Ну, что ты молчишь? Скажи губернатору, что ты выпустишь своих сумасшедших!
В голосе Анастасии Григорьевны — торжество. Она всегда немного обижается на нас за то, что мы считаем ее восторженной, не от мира сего. А вот обычное присущее ей восприятие мира, которое кто-то определил, как «смесь Майн Рида с народовольческими конспиративными традициями», подсказало ей путь в момент, когда все растерялись и не могли ничего придумать!
Секундная пауза после предложения Анастасии Григорьевны, и вдруг лица светлеют. Морозов ударяет себя ладонью по лбу.
— Ох, ты! Ведь не пришло в голову… — И, сняв телефонную трубку, Михаил Семенович называет телефонистке номер. Очевидно, это телефон самого губернатора, потому что Морозов сразу начинает: «Ваше превосходительство! У телефона — старший врач Колмовской земской психиатрической больницы Морозов…
— Да. Ваше превосходительство, разрешите официально доложить вам. В случае появления на территории больницы враждебно настроенной толпы я немедленно приказываю отпереть двери всех больничных корпусов и выпускаю на волю всех больных…
Очевидно, губернатор переспрашивает: «Каких больных? Сумасшедших?», потому что Михаил Семенович спокойно разъясняет:
— Совершенно точно: сумасшедших. У нас других нет.
— Ну как же! — отвечает Морозов все так же почтительно, но уже каким-то повеселевшим голосом. — На моей ответственности, как старшего врача, свыше пятисот больных людей. Среди них есть слабые, не встающие с постели. Кто может поручиться, как поведет себя враждебная толпа? А вдруг она подожжет больничные корпуса, запертые на замок? Больные сгорят заживо!
Наступает довольно продолжительная пауза. Морозов молчит, ожидая ответа губернатора. Ждем и мы. Затем Морозов говорит коротко:
— Честь имею кланяться, ваше превосходительство. — И, повесив трубку, с широкой улыбкой оборачивается к нам.
— Ну что? Как? — кричат ему со всех сторон.
— Ничего, — отвечает Михаил Семенович, и огромные черные глаз смеются на его заросшем волосами лице.
— Что он тебе ответил? — добивается Анастасия Григорьевна.
— Ничего не ответил. Выслушал мой официальный доклад о том, что я выпущу больных, — спасибо тебе, Настя! — и замолчал. Потом сказал: «Гм… Да… Ну хорошо!» — и повесил трубку.