И проиграли бой
Шрифт:
— Могут в тюрьму посадить? — спросил Джим.
Мак дожевал хлебную горбушку и лишь потом ответил.
— Сначала постараются запугать. Вот что: случись тебе быть одному, без меня, и кто-то начнет угрожать, дескать, кишки тебе выпустим — не лезь в бутылку, кивай себе да поддакивай. Пусть видят, что тебя не запугать. Только ради бога не петушись, как Джой. А быстро они, сукины дети, зашевелились! Ничего, завтра мы тоже им покажем. Вчера я заказал плакаты. Завтра к утру должны быть здесь, если Дик баклуши бить перестал. Сегодня вечером жду от него письмецо.
— А
Мак поглядел по сторонам, усмехнулся.
— Подожди, мало-помалу втяну тебя в дело, всего, целиком втяну. Стачка затевается грандиозная, судя по всему. Очень кстати ты тогда насчет хлопка ввернул. Сегодня утром человек десять уже те же слова повторяли, только выдавали за свои.
— А куда сегодня вечером пойдем?
— Помнишь Альфа, того, что кафе передвижное держит? Он говорил, что у его отца есть сад. Не сходить ли нам проведать старика, а?
— Ты хочешь уговорить его, чтоб пустил нас на свою землю, когда забастовка начнется?
— Попробую, попытка не пытка. А забастовка может в любую минуту начаться. Это как с воздушным шариком: надуваешь, надуваешь, а когда лопнет — не угадать.
— А общее собрание ты рассчитываешь провести завтра вечером?
— Я-то рассчитываю, а как обернется — не знаю. Уж больно много накипело у ребят. Чуть что — и их не удержать. Разве тут рассчитаешь? Но подготовиться неплохо бы. Как найду место для нашего лагеря, сразу пошлю за доком Бертоном. Он малый неплохой, но чудаковат. В пар тии не состоит, хотя все время нам помогает. Составит план лагеря, разметит участок и санитарные нормы все соблюдет, так что Красному Кресту нас не за что будет выгонять.
Джим растянулся прямо на земле, подложив руки под голову.
— А чего там, у конвейера, разгалделись?
— Не знаю. Ребятам нужно выговориться, вот и все. Может, сейчас спорят, кто прав: Дарвин или Ветхий Завет. Они и до драки дойти могут. Сейчас они так настроены, что из-за любой мелочи кулаки в ход пустят. Кстати, сам-то поостерегись. А то какой-нибудь молодчик отвесит тебе плюху просто так, от избытка чувств.
— Поскорее бы уж забастовка начиналась, — вздохнул Джим. — Мне прямо невтерпеж. Закрутится вся эта кару сель, и уж тогда мне непременно дело найдется.
— Наберись терпения и не теряй головы, — посоветовал Мак.
В час дня сиплый гудок коротко позвал вновь на работу. Прощаясь, Мак сказал:
— Кончишь работать — бегом ко мне. Путь у нас сегодня неблизкий. Как знать, вдруг Альф и на этот раз выручит.
Джим пошел обратно за оставленным около учетчика ведром. Заскрежетал и тронулся конвейер. Затарахтели грузовики. Сборщики угрюмо брели меж деревьев к своим местам. Около учетчика собралось несколько человек. Джим подошел, но учетчик не обмолвился ни словом. За говорил он лишь, когда Джим принес первое ведро с яблоками.
— Узнал что-нибудь, Нолан?
Джим наклонился над ящиком и стал аккуратно, поодному, выкладывать из ведра яблоки.
— По-моему, тучу пронесло. Ребята малость поостыли.
— С чего ты взял?
— А ты хоть знаешь, из-за чего сыр-бор разгорелся?
— Откуда? Я думал, из-за расценок.
— Ничего подобного. В саду Хантера какой-то бедолага купил в магазине рыбные консервы да и отравился. Ну, а ты сам знаешь, как рабочий люд к такому относится. Пошел ропот все дальше, все шире. Я с ребятами в обед поговорил. Вроде поутихло.
— И только в этом дело? — спросил учетчик.
— Конечно. Ну, так как насчет пяти долларов?
— Завтра получишь.
— Так ты вдобавок пообещал насчет стоящей работенки похлопотать.
— Похлопочу. Завтра все скажу.
— Эх, не догадался я деньги с тебя вперед взять!
— Да не бойся, не обману.
Джим пошел к яблоням. Не успел он ступить на лестницу, сверху раздался голос:
— Осторожно, она вот-вот развалится!
Наверху Джим увидел Дана. Тот узнал его.
— Это никак наш левачок!
Джим осторожно полез вверх. Ступеньки и впрямь едва держались.
— Как делишки. Дан? — спросил он, повесив ведро на сук.
— Лучше некуда! Только чувствую себя неважнецки. Наелся холодной фасоли на ночь — точно камней в желудок накидал.
— Да, тебе б горячего на ужин.
— Устал так, что и костра не разжечь. Да, годы, ви дать, свое берут. Сегодня утром замерз, даже вставать не хотелось.
— Тебе б в богадельню податься.
— Уж и не знаю. Сейчас все только о забастовке и говорят, ох, быть беде. А у меня сил никаких. Хватит мне бед. Куда податься, если бастовать начнут?
— Идти с ними. Идти во главе. — Джим попытался сыграть на гордости старика. — Ты — ветеран, тебе — почет и уважение. Возглавил бы пикеты.
— А что, я б не спасовал, — Дан вытер нос рукой, стряхнул с пальцев. — Только мне неохота. К вечеру по холодает. Эх, супу бы на ужин, да погорячее, чтоб обжигал — да с мясом, да с гренками. В суп окунешь — объеденье! А еще я люблю яйца в мешочек. Приеду, бывало, из леса в город при деньгах, конечно, закажу сразу штук шесть, да чтоб в молоке сварили, а потом я их на гренки намазывал. Бывало, и по восемь штук за раз съедал. Лесорубам-то я хорошо зарабатывал. Да и двадцать штук умял бы. Маслом бы гренки намазал да перчиком присыпал.
— А я думал, тебе вкрутую больше по вкусу. Вчера-то ох, как круто разговаривал. И на работе крутился.
В глазах старика затеплилось воспоминание.
— Да я и сейчас за пояс заткну этих болтунов паршивых — И он резко потянулся за яблоками, пошарил над головой. Другой, большой и костлявой рукой он уцепился за ветку.
Джим с улыбкой следил за ним.
— Смотри, отец, что-то ты разговорился!
— Не бойся! Ты попробуй меня обскакать! Какой нам смысл скачки устраивать? Кто 6 ни при шел первым, в выигрыше только хозяин. — Старик высыпал яблоки в ведро. — Вы, сосунки, еще и работать-то толком не умеете. Вам еще учиться да учиться! А вы, как молодые жеребцы, к кормушке тянетесь, все вам мало. И, знай себе, ржете. Тошно смотреть.