И прольется кровь
Шрифт:
После приблизительно пяти куплетов я закрыл глаза. Возможно, дело было в простой скуке, а может, в чувстве безопасности в составе стада после нескольких напряженных суток. Короче говоря, я заснул.
Я проснулся, услышав мягкий южный диалект.
Я вытер слюну в уголках рта. Наверное, кто-то задел мое нездоровое левое плечо: во всяком случае, оно болело. Я протер глаза, на кончиках пальцев остался желтый гной. Я прищурился. Человек, говоривший на южном диалекте, носил очки, волосы у него были жидкими и бесцветными, а одет он был в рясу, под которой я спал.
– …Но он был человеком со своими слабостями, –
Слабыстими.
– Как и мы все. Он был человеком, который, согрешив, бежал от решения проблем, который прятался и надеялся, что проблемы исчезнут, если достаточно долго от них скрываться. Но мы все знаем, что не можем спрятаться от Божьей кары, что Он всегда найдет нас. И в то же время он – одна из заблудших овец Иисуса, овца, отбившаяся от стада, которую Иисус Христос найдет и спасет своею милостью, если грешник перед лицом смерти попросит Господа о прощении.
Это была не свадебная проповедь, да и жениха с невестой у алтаря я не видел. Я уселся поудобнее и вытянул шею. Вот тогда перед полукруглым алтарем я и увидел черный гроб.
– И все же, возможно, он надеялся на забвение, отправляясь в свой последний поход. Надеялся, что срок погашения долга истечет, что под его грехами будет подведена черта и ему не придется платить. Но он был настигнут, как будем и все мы.
Я повернулся к выходу. По обе стороны от дверей стояли двое мужчин со сложенными перед собой руками. Оба пристально смотрели на меня. Черные костюмы. Облачение убийц. Пикап из Осло перед церковью. Меня обманули. Маттиса послали в хижину, чтобы он выманил меня из крепости в деревню на похороны.
– И поэтому мы стоим сегодня перед пустым гробом…
Мои похороны. Пустой гроб, который ждет меня.
Мой лоб покрылся потом. Какой у них план, как все произойдет? Будут ли они ждать конца церемонии, или меня устранят прямо здесь, при всех?
Я просунул руку за спину и нащупал пистолет. Стоит ли мне попытаться выбраться на улицу с помощью пистолета? Или лучше поднять шум, вскочить, показать на двоих мужчин у двери и прокричать, что это убийцы из Осло, которых послал торговец наркотиками? Но как это поможет, если все добровольно собрались здесь на похороны незнакомого южанина? Наверняка Рыбак им заплатил, и даже Лею вовлекли в этот заговор. Но если она говорила правду, жители деревни не особенно заботятся о земных богатствах. В таком случае Рыбак мог распустить обо мне слухи, его люди могли выдавать себя за агентов полиции и утверждать, что я сам Сатана. Черт их знает, как им это удалось, но я знал, что мне надо выбираться отсюда.
Уголком глаза я заметил, как двое убийц повернулись друг к другу и начали перешептываться. Я положил руку на рукоятку пистолета и вынул оружие из-за пояса. Я поднялся. Стрелять надо сейчас, пока они не повернулись ко мне, тогда не придется смотреть им в лицо.
– …Хуго Элиассена, который вышел в море, несмотря на неблагоприятный прогноз погоды, чтобы ловить сайду, по его словам. Или чтобы скрыться от своих неразрешенных проблем.
Я снова опустился на скамейку и засунул пистолет за пояс брюк.
– Будем надеяться, что он, как христианин, упал на колени в своей лодке и молил о пощаде, молил о прощении, вымаливал разрешение войти в Царствие Небесное. Многие из вас знали Хуго лучше меня, но те из вас, с кем я разговаривал, уверены, что он именно так и поступил, потому что он был богобоязненным человеком, и я думаю, что Иисус, пастырь, услышал его и забрал домой, в свое стадо.
Только сейчас я услышал стук своего сердца: оно билось так сильно, будто хотело вырваться из груди.
Голос снова начал петь: «Большое стадо видим мы».
Кто-то протянул мне раскрытый псаломник Ландстада [4] , ткнул в желтую страницу и дружелюбно кивнул. Я вступил со второго куплета. С полным облегчением и с благодарностью восхвалял я Провидение за то, что мне позволено пожить по крайней мере еще немного.
Я стоял перед церковью и смотрел вслед черному пикапу, увозившему гроб.
– Да-да, – сказал подошедший ко мне пожилой мужчина. – Мокрая могила лучше, чем никакой могилы.
– Мм.
4
Магнус-Броструп Ландстад (1802–1880) – норвежский священник и поэт.
– Значит, это ты живешь в охотничьей хижине, – продолжал он, прищурившись и глядя на меня. – Ну и как, куропатки попадаются?
– Не часто.
– Ну да, иначе мы бы слышали выстрелы, – сказал он. – В такую погоду звук хорошо разносится.
Я кивнул:
– А почему на катафалке ословские номера?
– Да это все Аронсен, воображала. Купил машину в Осло и думает, что это круто.
Лея стояла на церковной лестнице вместе с высоким светловолосым мужчиной. Очередь соболезнующих вскоре иссякла. Еще до того, как машина скрылась из виду, Лея сказала:
– А теперь приглашаю всех к нам на кофе и поминки. Спасибо всем, что пришли, и хорошей дороги домой.
Мне почудилось что-то очень знакомое в том, как она стояла рядом с этим мужчиной, будто я уже видел такую картину раньше. Налетел порыв ветра, и высокий мужчина слегка качнулся.
– А кто это стоит рядом с вдовой? – спросил я.
– Уве? Это брат погибшего.
Конечно. Свадебная фотография. Ее наверняка сделали именно на этом месте, на церковной лестнице.
– Брат-близнец?
– Близнец абсолютно во всем, – подтвердил пожилой мужчина. – Ну что, пойдем выпьем кофе с тортом, а?
– Вы не видели Маттиса?
– Которого Маттиса?
Значит, их несколько.
– Ты имеешь в виду Спирто-Маттиса?
А вот таких вряд ли несколько.
– Он, должно быть, сегодня на свадьбе Мигаля у Чеавччагеади.
– Что-что?
– Это за долиной Транстейнена [5] . – Он махнул рукой в сторону моря, где, насколько я помнил, находилась пристань. – Там язычники поклоняются своим богам. Бррр! Ну что, пошли?
5
Транстейнен (по-саамски Ceavccageadge) – обелиск неизвестного происхождения, долгое время был местом жертвоприношений у саамов.