И с привкусом любви на губах
Шрифт:
– Я дам тебе два месяца на адаптацию. В течение этого времени принуждать тебя ни к чему не буду. Ты будешь рядом со мной. Привыкать ко мне. Узнавать меня. Поймешь, что я не враг тебе. По завершению мы сыграем свадьбу, а потом ты родишь мне наследника. Это неизбежно. Мне нужны сын или дочь. Не важно.
– Но почему? У вас ведь есть Джонни! – не выдерживаю я.
– Джонни – хороший парень. Я воспитал его правильно. Ему тоже перепадет часть наследства. Но я еще достаточно молод, чтобы заиметь собственных детей. Понимаешь?
– Но почему именно я? Уверенна, что вокруг вас полно девушек, согласных на все!
– От согласных на все мне детей не надо! – отрезает
– Но я не хочу! – возмущаюсь я. – Я учиться хочу! Развиваться! Я не инкубатор, чтобы родить ребенка и вы его у меня отобрали!
Македов так же плавно разворачивает меня к себе, заставляет посмотреть в глаза. Тяжелые, черные, они буквально не позволяют отвернуться от него.
– Вот поэтому ты мне нравишься! Ты не просто ищешь кого-то чтобы запрыгнуть на шею, и привязав ребенком жить припеваючи! Иначе ты бы Амирану в рот смотрела, а не избегала брака с ним всеми возможными способами. Мне нужна мать для моего ребенка с мозгами, а не «тэпэ», как сейчас принято говорить о нынешних девушках. Хочешь учиться? Похвально. Я только «за». Сегодня до вечера решу этот вопрос.
А потом Македов кладет мне руки на живот, и поглаживает кожу прямо в воде.
– Сейчас я должен уехать. Я много работаю. Я постоянно занят. У меня нихрена нет времени ни на что. Чтобы с тобой не случилось… - лицо Македова на секунду становится страдальческим, - ничего плохого, Джонни будет рядом эти два месяца. Постоянно. Сейчас – это его работа. Потому что свою семью я могу доверить только члену своей семьи. Больше я никому не доверяю. Джонни не обидит тебя. Сама видела, как он заступился, когда думал, что я могу причинить вред тебе. Хотя это – нонсенс. Свою женщину я сам не трогаю, и никому не позволяю! Так что налаживай отношения с Джонни. С ним ты будешь теперь постоянно!
Вот это новости… интересно, что будет, если Македов когда-нибудь узнает, кто именно стал моим первым мужчиной! Он убьет нас обоих! Уверенна!
Но пока, он все еще никак не оторвется от моего живота. Мнет, поглаживает…
– Как бы я хотел, чтобы там УЖЕ был мой ребенок! Этот день когда-нибудь настанет. Алена, ты не пожалеешь о том решении, что я принял за нас двоих. Хоть ты сейчас и противишься этому.
Македов вылезает из воды, оставляет меня в помещении в одиночестве. Я начинаю плескаться, барахтаться в воде, создавая брызги и волны. Бурю в стакане навожу. Потому что бессильна перед этой глыбой бесчувственной, как крошка хлеба в чае. Ему наплевать на мои чувства и желания. Ему нужен от меня лишь ребенок. Почему? Он так захотел! Бред? Еще какой! Но вот попади такому уроду в мысли, и все. Тебя не спросят ни о чем! Поймают в силки, запрут в большой золотой клетке, приставят своего родственника, чтобы сбежать было невозможно и все.
Я плачу. Я горько плачу на второй волне истерики. Но кого волнуют мои слезы? Никого. Никогда.
Нарыдавшись, на меня нападает апатия. Вылезаю из воды. Надо пойти поспать. Глаза закрываются сами собой. Поэтому я даже не реагирую, когда вижу Джонни в дверях. В руках у него широкое мягкое полотенце. Он молча закутывает меня, на секунду прижав к себе и оглушив бешеным сердцебиением.
Глава 23
Стук в дверь нашей с Македовым спальни возвращает меня к реальности. Я не то дремала после истерики в бассейне, не то бездумно лежала с закрытыми глазами. Сейчас я даже не разберусь, что со мной было. Интересно, кто это пришел? Македов вряд ли бы постучал…
– Войдите, - разрешаю я, натягивая
Джонни. Прячет глаза. Не смотрит. В руках у него поднос с едой. Подходит, опускает его рядом со мной.
– Ты не ела ничего сегодня – роняет.
– Спасибо. – так же тихо благодарю, стараясь не смотреть на него.
Есть не хочется, но Джонни прав, я сегодня даже не завтракала, а уже темно за окном.
Джонни молчит. Стоит, засунув руки в карманы джинсов. Пластырь тот же, что я налепила ему ранним утром. Не менял. Боевые раны слегка поджили. Застыл, словно ждет чего-то. Наверно, нужно что-то сказать.
– Ты… спасибо, что заступился за меня перед Амираном. И перед дядей.
Джонни на это лишь хмыкает.
– Если первого я урою спокойно, то вот перед дядей ничего сделать не смогу. Он это показал прекрасно. Советую больше не испытывать его терпение.
– Ты хотя бы попытался. – подбадриваю я его.
Неужели Джонни разговаривает со мной нормально? Без обиды и презрения? Мне не верится в такое уже.
– Я отвезу тебя завтра в Университет. Дядя договорился со знакомым ректором. Он зачислит тебя на первый курс.
– Ого! – удивляюсь я, - А так можно было? Уже Ноябрь месяц, вступительные давно прошли.
– Платно и по знакомству можно, - отмахивается Джонни. – будешь учиться. Чтобы дурных мыслей поменьше у тебя в голове водилось.
– Я… - полностью в смятении, - я не знаю, что сказать. Мне, правда, очень приятно, что Македов разрешил мне получать образование.
– Так поблагодари его! – презрительно жмет плечами Джонни. – Тем, чего он так от тебя жаждет!
Я вспыхиваю. Ну, вот снова. Как же хорошо мы с ним сейчас общались, и вот опять, ненависть и насмешка в голосе. Что же он такой язва-то? Год назад, когда у нас с ним все случилось, не был таким. Хотя… вот после постели он и показал свое истинное лицо!
***
ПРОШЛОЕ
Его поцелуи обжигают. Ласковые, решительные. Горячие. Я горю в его умелых руках, потому что он вытворяет с моим телом такое, что днем я буду гореть от стыда. Если доживу. Если выживу после того, как Амиран поймет, что я убежала из-под его замка. И не просто убежала, а еще и отдалась первому встреченному на вечеринке парню. Его другу. Ну и пусть! Боже, это того стоит, честное слово.
Джонни каким-то звериным чутьем понял, что это мой первый раз и действует с такой осторожностью и предупредительностью, словно я из хрупкого фарфора.
– Маленькая такая! – шепчет он мне на ушко своим потрясающим голосом. – Нежная совсем. Тебя любить надо. Целовать. Баловать. На руках носить. Как можно такую обидеть? Ты же девочка еще! Для меня, девочка!
– Мне восемнадцать было, - не знаю зачем, сообщаю я. Разум совсем от ласк этого умелого мужчины потек.
– Ну и что? Некоторые и в тридцать, девочки.
Джонни говорит, а руки его ловко справляются с застежками бюстгальтера. Ласкает грудь. Целует, вбирает, перекатывает вершинки на языке. Сладко. Остро. Невозможно! Амиран лишь всегда сжимал их украдкой, когда зажимал в углу в очередной раз. По варварски обращался. Ни грамма нежности или осторожности. Джонни же именно приласкал. По-взрослому. Очень правильно. Он так распалил мое тело что внизу внезапно стало мокро. И жарко. Пожар словно! Никогда не думала, когда читала в романах, что так может быть буквально. Но… да! Так оно и есть!