И сколько раз бывали холода (сборник)
Шрифт:
– Можно его навещать? – с замиранием сердца спросила Люба.
– Конечно. И навещать, и гулять – мы будем только рады.
Они уезжали с чувством, что опять устроили чью-то судьбу.
Пойти в горы предложил Захар.
– Чё-то мы опять закисли, – сказал он, собирая портфель. – Завтра пятница. А рванули после шестого туда, – и кивнул за окно, где поднималась зелёная стена сосен. – Вон залысина такая, на самом верху горы, видите?
Анеля прищурилась, вгляделась:
– Она какая-то слишком ровная…
– Там площадка. Когда у нас будут делать
Разговоры об этом шли давно. Их края называли «волжской Швейцарией» и уверяли, что, если всё устроить как следует, сюда начнут приезжать иностранные туристы. Народ посмеивался. Какие туристы – в ближайшие деревни газ только-только провели, а дорог приличных как не было, так и нет. Президент один раз прилетал посмотреть на красоты. Так за одну ночь возле Волги уложили асфальт.
…Поднимались они по северному склону. Анеля с Васей, Коля Игнатенко, Таня со своим Шмелём, Захар и Саша. Здесь казалось, что ещё зима. Деревья стояли в снегу. Но это был снег, уже пропитанный водой, испещрённый чёрными точками. И другие приметы говорили о приближающемся тепле, о весне. Будто звучала песня – еле слышная, но внятная. По-иному шумели сосны, ветви берёз плескались на ветру, таком мягком и свежем, будто был он не здешним, а гостем из далёких южных стран.
Саше казалось, что ветер прилетел откуда-то с океана, где всегда тепло. И зовёт их на корабль, под паруса. Она даже глаза закрыла, чтобы всё это лучше представить. Мама каждый год собиралась повезти её к морю, откладывала деньги на поездку. Но что-то неизбежно случалось, и накопленную сумму приходилось спешно тратить. То Саша выросла из зимнего пальто, то с жильцов собирали деньги на капитальный ремонт дома.
Мама попросила знакомую, Нину Ивановну, каждый год отдыхавшую у родных в Севастополе, привезти расписных морских камушков.
– Ольга, я так тебя люблю, что целый кусок пирса приволоку, – с энтузиазмом откликнулась Нина Ивановна.
И месяц спустя привезла им полный пакет морских «гостинцев». Были здесь и гладкие, отшлифованные волнами камушки с разводами, будто на них застыла морская пена. Такие тяжёленькие, прохладные. И колючие кораллы – красные, белые, розовые. И раковины, в которых, если прислушаться, можно различить далёкий шум. И невесомое летнее ожерелье из мелких ракушек.
Мама смотрела, как Саша перебирает все эти драгоценности, нюхает, прикладывает к уху, и погладила её по голове:
– Бедная моя девочка. Не грусти. Может быть, в этом году…
– О чём думаешь? – окликнул Коля. – Под ноги смотри. Шаг влево, шаг вправо – провалишься.
Наверх вела узкая тропинка, утоптанная, но по бокам лежал нетронутый снег. Захар шёл первым. Дорожка то вилась полого, то круто поднималась вверх, и тогда через полсотни шагов Захар останавливался, давая всем отдохнуть.
Наконец сосны расступились, и открылось место, где Саша никогда не была. По вершине горы шла расчищенная от леса полоса. Только линии ЛЭП стояли здесь и чуть слышно гудели в весеннем небе провода.
Снега тут не было. Пахло освобождённой землёй. Она ещё была укрыта прошлогодней травой, но под пожухлыми стебельками уже зарождалась новая жизнь.
Безлюдье. Вершина горы, дорога, тишина – сейчас принадлежали им. Шмель потерял голову от этой свободы. Никакого поводка, никаких окриков. Он снова превратился в щенка. То нёсся вперед, обгоняя ребят, скрываясь из виду. Возвращался, отбегал в сторону, начинал «наматывать круги», исполняя собачий танец счастья, или вдруг принимался «мышковать»: вставал на задние лапы, подпрыгивал высоко и бросался на что-то невидимое.
– Одурел совсем, – смеялась Таня. – Ну, иди сюда, чучело ты моё. Как я тебя сегодня отмывать буду от этой грязюки? Ты уже в ванне не помещаешься.
Даже облака были совсем близко.
– Давайте найдём место и посидим, – предложил Вася. – Какое-нибудь дерево поваленное.
Он приподнялся на цыпочки, прищурился. Ему давно надо было носить очки, но он стеснялся.
– Во-о-он лежит, – Вася показал рукой вправо.
– А ничего, если мы на него сядем? Клещей тут пока нет? – забеспокоилась Анеля.
– Дрыхнут ещё твои клещи.
– А поутру они проснулись… И видят – садится на них такая интересная попа… Они сразу её – цап!
– Балбес! – Анеля стукнула Васю по затылку.
– Ну на колени ко мне сядешь, – миролюбиво предложил он.
Место, которое они нашли, оказалось лучше, чем дерево. Два брёвнышка друг против друга, а между ними – остатки кострища.
– Разожжётся огонёк? – спросила Таня.
Коля молча – он вообще был самым молчаливым из них – пошёл собирать топливо. Теперь можно было не сомневаться: если Коля считает, что огонь будет, значит, так и есть. Отец у него был лесником и научил сына разжигать костёр с одной спички.
Еду взяли все. Анеля расстелила на земле большой жёлтый пакет с надписью «Магнит» и разложила припасы: бутерброды с колбасой и сыром, шпикачки, помидоры, сладкие булочки. Шпикачки насаживали на палочки и держали над огнём.
Ребята ещё не осознавали, что эти часы были последними часами детства и свободы.
Что эту свободу им уже не вернуть никогда, даже если в зрелые годы они разбогатеют и начнут чудить, окружая себя роскошью и отдыхая где-нибудь на Гавайях. Истинная свобода была в том, что сейчас им ничего не было надо, кроме горячей колбаски не палочке, плеча друга рядом и облаков над головой. Их не заботило ни прошлое, ни будущее – это были их минуты, и минуты эти были прекрасны.
Они убрали за собой мусор и пошли дальше по дороге, которая уже совсем нагрелась от солнца.
– А вон та дорожка куда ведёт? – Анеля указала туда, где меж сосен убегала в неизвестность тенистая тропа.
Впереди уже ясно, что было: ещё минут десять идти по вершине горы, а потом спуск.
– Пошли? – И Захар свернул налево.
Шмель, конечно, тут же его опередил. Увидел издали, что они куда-то сворачивают, метнулся, нагнал их в несколько секунд и помчался по тропинке вперёд, как будто только сюда и стремился.