И телом, и душой
Шрифт:
— Это неправда… — бормочет что-то, чтобы защитить Максима, как самка защищает своего детеныша
— Ага, как же! Мне-то со стороны виднее! — настойчиво выговаривает Аня и хмурится все сильнее — Он же контролирует каждый твой шаг, звонит то и дело, проверяет, где ты и с кем, что делаешь… — недовольно поджала губы — Это он только видимость делает, что его ни черта не интересует, а на самом деле…
— Ань, не нужно…
Аня наклоняется над столом, нависает над ним скалой, смотрит Лене в глаза.
— Вот скажи честно, ты ему сообщила,
Прямой вопрос, требующий прямого ответа. Но Лена не может произнести его. Сердце режет ножом.
— Нет?… — догадывается подруга, настойчиво ловя Ленин взгляд. — А почему?! Потому что прекрасно знаешь, как он отреагирует! В лучшем случае, пойдет вместе с тобой, а в худшем, вообще дома запрет! — Аня горько хмыкнула. — А все почему, знаешь?! Потому что считает, что я тебя совращаю и побуждаю к тому, чтобы ты от него ушла!
Сердце стучит так громко, что Лене кажется, его стук разрывает виски.
— Ты не делаешь ничего подобного! — воскликнула она.
— Но очень хочу сделать, — призналась подруга, опуская уголки губ. — Потому что вижу, что все девять лет, что вы вместе… — замолкает, не договорив, и это молчание дышит тяжестью недосказанности. Прикусив губу, Аня выговаривает, не глядя на Лену: — Этот брак уничтожает тебя. Максим уничтожает тебя.
И ей хочется возразить. Воспротивиться. Защитить. Но Лена не может этого сделать. Молчит, глядя на Аню затравленным взглядом.
Все внутри нее дрожит хрустальным колокольчиком, сердце бьется в кровь, пронзительно и отчетливо отстукивая каждый удар, как удар в набат. Ладони вспотели, потом задрожали от холода, пронзившего ее ледяной свежестью. А вдоль позвоночника — словно раскаленный провод. В кровь — словно яд медленного действия. В кожу — словно тысячи парализующих иголочек.
И уже не удается унять дрожь в теле, Лена до боли в ладонях, до впившихся в них ногтей, сжимает салфетку, словно та является ее опорой. Не удается унять дрожь в груди, дрожь предательски бьющегося сердца. Не удается схватиться за соломинку, чтобы спастись. Остается только падать в пропасть.
Лена поднимает на Аню полный вопросов взгляд.
— Андрей предложил встретиться, — проговорила она. — Я просто не знаю, что мне делать…
Подруга смотрит на нее, удивленно приоткрыв рот.
— То есть? Как это не знаешь, что тебе делать?
Сглотнув, Лена тихо выговаривает:
— Идти ли на встречу? Не будет ли это… предательством? Изменой?
— Ты что, с ума сошла?! — вскричала Аня, не сдержавшись. — Какое, к черту, предательство?! Какая измена?! Рехнулась, что ли?! — Лена втягивает плечи, а Аня продолжает наседать: — Ты просто сходишь в кафе со старым другом! ВСЕ! — всплеснула руками и покачала головой. — Ничего тут противозаконного нет и быть не может, ясно?! Что ты себе там надумала?! — горько поджимает губы, стискивает зубы и против воли произносит: — Это Максиму можно, значит, гулять направо и налево, а тебе теперь дома под замком
Сердце сжалось в груди, отдаваясь резкой болью в области горла.
— Прости, — тут же воскликнула Аня, облизывая пересохшие вмиг губы, и, схватив Ленину ладонь, сильно сжала ее в своей руке. — Прости меня! Боже, я не должна была этого говорить! Не должна была…
Лена горько улыбнулась и сжала Анину руку в своей.
Стрела, обильно смазанная ядом, попала точно в цель — в ее наивное глупое сердце.
И опять больно. Как же больно! Просто нестерпимо!
И как противно… Приторный осадок, отдававший гнилью, оседает на языке.
Лена прикрывает глаза, словно стремясь вырваться из окружающего ее мира. Сдерживает слезы.
Уйти, убежать, скрыться! Раствориться в неизвестности, темноте и пустоте. Так проще, так легче…
Как бы хотелось ничего не чувствовать… Не ощущать…
Тогда не было бы больно. Вновь и вновь.
Аня сглотнула, погладила Ленину руку подушечками пальцев и взмолилась:
— Родная, прости. Я не должна была так говорить! Это так больно, я понимаю… Прости!
Лена приподнимает ресницы, поднимает взгляд на Аню.
— Почему же?… Ведь это правда…
— Прости!
Лена молчит. Не знает, что сказать. Потому что сказать нечего?… Кажется, что слов для оправдания уже нет. И слов защиты тоже нет. Нет вообще ничего, что держало бы ее рядом с Максимом…
Только общая трагедия, которую когда-то назвали браком. Только общая боль, разрывающая в клочья все то, что когда-то было для них драгоценным.
Его боль?… Ее боль. Ее отчаяние. Ее вина.
Его попытки поговорить?… Через девять лет?!
Бесполезные, бессмысленные, наивные попытки, которые ведут в никуда! Слишком мало слов, чтобы выразить то, что происходит между ними. Не хватит еще одной жизни, чтобы исправить ошибки прошлого.
Остается лишь бежать. Скрываться. Прятаться.
Но что-то держит. Что-то связывает тугим узлом. Что-то не дает падать, поднимает с колен раз за разом. Вынуждает бороться. Терпеть. Любить. Быть рядом…
Она не могла вырвать клочки воспоминаний из себя, сжечь и развеять пепел по ветру. Не могла.
Слишком много было воспоминаний. Их не сотрешь и не выбросишь. Они навсегда останутся с ней.
Как сквозь сон Лена слышит голос Ани, но слова не сразу доходят до нее. Смотрит на подругу удивленными расширившимися глазами, приоткрывает рот.
— Что ты решила? — повторяет Аня, глядя на Лену внимательно и прямо.
Лена словно не понимает.
— Решила? О чем ты?…
— Ты будешь встречаться с Андреем? — спрашивает Аня. — Ты этого хочешь?
Лена покрывается мелкой дрожью. А в груди начинает загораться красный огонек опасности.
Бежать. Бежать! Нельзя этого делать! Запрещается!
Что скажет Максим, если узнает?! Что он сделает?… Если узнает… если узнает…
Он не узнает. Ему необязательно об этом знать!