И телом, и душой
Шрифт:
— Так скоро? — ошеломленно проговорила девушка.
— А стоит оттягивать неизбежное? Ничего уже не изменить, — он бросил быстрый взгляд на ее пока еще плоский живот, а потом отвернулся, поджав губы: — Все уже решено. За меня.
Лена сглотнула.
— Я заеду за тобой завтра в десять. Будь готова, — и повернулся к ней спиной.
— Хорошо, — кивнула она, поднимая на него полный горечи взгляд.
— Отлично, — бросил он. — Тогда… до завтра.
— Максим?… — вырвалось из груди против ее воли.
Он остановился, но даже не обернулся, чтобы взглянуть на нее, и она не решилась сказать то,
— Нет, ничего, — выдавила она из себя сквозь слезы. — До завтра. Я буду тебя ждать.
Он стоял лишь мгновение, а потом резко дернулся с места, поведя плечами, и зашагал вперед, оставляя позади ее оправдания, сожаления, откровения и признания.
— Я люблю тебя, — прошептала она, глотая соленые слезы своего горя. — Прости меня!
Но он не простил. Он всегда помнил.
Восемнадцатого сентября, в день, когда они поженились, отчет девятилетней муки пошел…
14 глава
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепости страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
Он никогда не поступал более глупо и опрометчиво. Он никогда даже не задумывался над тем, что когда-либо может позволить себе это… докатиться до подобного, кто бы мог подумать?!
Сидя в городском парке, в который поклялся себе не приходить, Максим, сжимая в руках конверт и слушая шелест листьев, пронзавший мозг наконечниками стрел, невидящим взглядом смотрел в пустоту.
Десять часов. До отъезда еще два часа. Есть время.
Есть время для совершения безумства. Или шанс на спасение, если он захочет спастись.
Но он не хотел. Его разрывали на части сомнения и терзания, самокопания и истязания.
Он сделал свой выбор. Конечно, сделал, если пришел сюда. В этот парк, где условился о встрече.
Почему именно парк, он не понимал. Он не был здесь много лет, намеренно избегая это проклятое место, но, договариваясь о встрече, почему-то не смог придумать ничего иного, как прийти именно сюда. Туда, куда его нога не ступала уже очень давно. Туда, куда он не ходил даже с Леной.
Но сегодня что-то словно тянуло его в глубь пожелтевших кустарников, кустов орешника и малины. Пройтись вдоль лавочек, бесшумно ступая по мощеным дорожкам. Шелестеть ногами опавшей листвой. Слушать завывание ветра в кронах сосенок, осин и дубов. И думать, думать, думать…
Сердце требовало, призывало его посетить именно это место. Всегда требовало. Чтобы избавиться от чувств, разъедавших его плоть. От вины, от боли, от злости и бессилия. Он должен был сделать это давно. Очень давно. Но не решался, избегал, игнорировал внезапные порывы и желания. В глубине души старался спрятать переживания и устремления. Хотел обмануть самого себя. Не вышло.
И спустя годы, он все же пришел сюда. Устал убегать.
И сейчас, глядя на редких прогуливающихся в парке прохожих, он удивлялся, как Лена могла гулять здесь почти каждый день!? Девять лет подряд. Как она смогла, как выдержала? После того, что было?!
Утешала свою боль, залечивала раны? Избавлялась от одиночества в этом Богом забытом месте?!
Боже, но почему же именно здесь?! В городе десятки мест, где можно было пережить эту
Да, парк лечил. Здесь было спокойно и легко. Боль словно бы притуплялась, оставляя место осознанию.
Только мысли сверлили мозг сотнями рокочущих мошек, проникая в кровь.
Максим тяжело вздохнул, прикрывая на мгновение глаза.
Девять лет…
Как бы он хотел все исправить. Как сильно он хотел, как жаждал все исправить! Или хотя бы часть из того, что совершил! Зачем?! Чтобы оправдаться? Или все же для того, чтобы понять, наконец, что был не прав? Он не знал точно, да и спроси его об этом кто-либо сейчас, он был не дал вразумительного ответа. Но он жаждал все исправить.
Но понимал также, что обманывает сам себя. Это изначально было его утопией.
Ничего исправить было нельзя. Не сейчас. Поздно. Слишком поздно.
Если и нужно было что-то исправлять, то тогда, когда все это и началось, — девять лет назад.
Мужчина втянул в себя воздух и приподнял голову вверх, глядя невидящим взглядом на макушки сосен.
Все девять лет он словно гонялся за истиной, искал доказательства, подтверждения, — чему?! Кому и что он пытался доказать эти годы? Кого наказать хотел? И наказывал ли?! Разве мог он подумать, что его жизнь, как и жизнь Лены, превратится в кошмар?! Он не желал этого. Он искал свою правду и слепо верил в то, что именно она является истиной. Закрывал глаза на то, что пыталась говорить Лена, он просто не слушал ее. И с каждым днем все сильнее заблуждался, все глубже увязал во лжи самому себе.
Девять лет. Он сам загнал себя в них. Невольно, жестоко, насильно. Собственноручно заковал себя.
Сейчас, оглядываясь назад, с высоты глядя на прожитые годы и анализируя, он мог точно сказать, когда именно все пошло не так. Когда он ошибся. Когда ошиблась она.
Как странно… Он никогда не думал о том, что вообще когда-либо об этом задумается. Разве мужчины, уверенные в себе, в жизни, твердо стоящие на ногах, по сути своей несклонные к рефлексии, разве такие, как он, способны спустя годы что-то анализировать и копаться в себе, выискивая ответы на определенные вопросы?! Он бы рассмеялся, если бы несколько лет назад… да что там, если бы всего пару месяцев назад ему сказали, что однажды он проснется с отчетливой мыслью дойти до сути и понять, осознать, почему вся его семейная жизнь превратилась в кошмар.
Когда, — он не знал. Просто однажды это случилось. Не назвать конкретный день и час, не отыскать среди миллиона мгновений то самое, в которое он оглянулся назад и посмотрел на прожитые годы иными глазами. Однажды он просто посмотрел на то, во что превратилась его жизнь и ужаснулся.
Черт возьми, и он, действительно, анализировал, кто бы мог подумать!? И о том, что произошло девять лет назад. О своих поступках, за которые сейчас становилось стыдно. О своих ошибках, которые невозможно исправить с течением времени. О своих изменах, которым не было числа, потому что он не вел подобного счета, подсознательно зная о том, что все вернется к жене.