И тени затмили свет
Шрифт:
– Терпеть их не могу, – прошипел брюнет и скривил в неприязни лицо. – Ненавижу их, ненавижу людей, ненавижу себя. Всех ненавижу.
Прежде чем продолжить, я на секунду осознал, насколько этот парень был переполнен ненавистью, злобой и обидой не только ко всему миру, но и к самому себе. Ему было бы лучше, если бы он просто ненавидел свою семью и людей, но он не мог смириться и с самим собой. Он не мог терпеть свою слабость, беззащитность перед проблемами и угрозами, трусость и ничтожество. Он был в этом даже похож на меня, но я не впадал ещё в такое отчаяние, чтобы хотеть специально
Тогда как у Харлана всё это отсутствовало. Насколько я знал и выяснил, семья Марсов всегда отличалась особой жестокостью по отношению к другим, особым своенравием, высокомерностью и тщеславием. И Харлан просто пока что не мог знать, что такое счастье. И поэтому он не осознавал, зачем ему ещё жить. Но я хотел изменить это. Хоть я его и не знал пока что, я почему-то чувствовал, что обязан ему помочь.
Эта встреча в туалете была далеко не случайной.
– И представь, как они будут рады, если ты умрёшь, покончишь с собой, – я говорил с нажимом, чтобы каждое слово впилось в сознание юноши. – Как они будут счастливы, когда узнают, что ты наконец-то сдался и ушёл с их дороги. Разве ты этого хочешь? Принести им радость?
Харлан глядел на меня уже другим взглядом. В нём стало медленно появляться понимание. Осмысление того, зачем ему нужна была жизнь. Он как будто посмотрел на свои проблемы, на свою семью, на свою жизнь под другим углом, точно узнал тайный проход для спасения. Но этот проход был пока что достаточно узким, чтобы выбраться. Ещё не достаточно одних этих слов. И я прекрасно понимал это.
– Нет, никогда в жизни, – отрезал парень с отвращением в глазах. – Ни за что и никогда. Тем более от меня. Пусть лучше они умрут, чем я принесу им радость.
Он говорил с таким рвением, с такой решимостью, что я не сомневался, что он так и сделает, если так будет нужно. С таким отчаянием. Глубоким, мучительным отчаянием, которое было как гной, медленно растекающийся по всему телу, словно чернила на белой бумаге. Всё становилось чёрным на его пути. Абсолютно всё.
– Уверен, а это так случится, если ты решишь покончить с собой, – я сделал шаг к нему, желая показать, что мне можно доверять. – Но не в этом главная твоя проблема.
– А в чём же? – рассеянным взглядом Харлан осмотрел холодное помещение.
– Подумай, как будут страдать твои сёстры, твоя мать, но не в том плане, что ты покинешь их. Конечно, они будут очень сильно горевать, рыдать и скучать по тебе, но не в этом дело. Представь, когда вся злость и жестокость Етара и Яанна обрушится на них, что с ними будет? Они и без того мучились, но когда тебя не станет, представь, как они будут ещё сильнее мучиться. Так все плохие выходки будут в ещё большей степени мучить их, заставлять страдать, отчего они сами могут погибнуть. И они не остановятся, пока не умрёт каждый, после чего они вгрызутся друг другу в глотки.
– Фарра… – Харлан отсутсвующим взглядом уставился вперёд, словно чем-то был потрясён до глубины души. – Моя любимая сестрёнка… И она может умереть?
Он вновь посмотрел на меня. В его глазах стояли слёзы. Они катились по его впалым щекам и падали на пол, попадая иногда в капли крови. Он выглядел так, будто стал маленьким ребёнком, которому сказали, что Супермен спасёт его от бандитов. Так, будто был готов ухватиться за меня, как за единственную возможность спастись. Спастись от семьи. От людей. От проблем.
От самого себя.
– Да, – кивнул я и тепло улыбнулся, подойдя к парню ещё ближе. – Но сейчас только ты её спасаешь. Только благодаря тебе она может жить и хоть как-то этому радоваться. Ты её защищаешь. Разве от этого не стоит жить дальше? Разве Фарра бы хотела, чтобы ты покончил с собой и оставил бы её одну на растерзание отца и брата? Разве она хочет этого?
– Нет…
Харлан, казалось, растерялся, не знал, о чём думать, что чувствовать. Он точно впервые что-то понял для себя, что он важен. Важен кому-то очень дорогому человеку, которого он любил. Единственного, кого он вообще любил.
– Вот видишь, так что не стоит больше резать вены, чтобы умереть, – я присел на корточки и положил руку на его хрупкое плечо. – Тебе есть для кого жить. Зачем жить. По крайней мере, тебе не стоит так быстро сводить свою жизнь с концами. Лучше как следует подумай обо всём этом, о сестре, о семье, о счастье… Может, впереди оно ещё будет, откуда тебе знать? Может, через день или два что-то изменится, всё станет по-другому, а жизнь – лучше? Продолжай жить, потому что завтра может быть тем днем, когда ты встретишь любовь всей своей жизни, найдешь любимую песню, решишь все свои проблемы, встретишь отличных друзей, сможешь увидеть самый красивый закат в своей жизни или создать самое лучшее воспоминание, так что, пожалуйста, продолжай. У тебя все будет замечательно.
Харлан долго глядел мне в глаза. Осознанно. Так, что было видно, что он впитывал каждое моё слово, пробовал его, искал его смысл, изучал и пытался понять, как оно могло ему помочь. Как оно могло его спасти.
Спасти от смерти.
Он вдруг заплакал, не выдержав всей боли, и обнял меня, потому что хотел утешения. Утешения для своего одиночества, пустоты и страданий. Я его крепко обнял. Мальчика, который хотел лишь нормальной жизни.
– Спасибо тебе.
X: И беда настигла всех
Когда события не совпадают с нашими ожиданиями, мы теряемся. Поэтому ожиданий лучше не иметь вовсе, а просто быть готовым к любому повороту.
Макс Фрай
Жизнь – странная штука. Сегодня она могла дарить счастье и беззаботность, а завтра принесёт столько горя и проблем, что захочешь просто умереть. И так изо дня в день. Сегодня что-то хорошее, завтра – нечто плохое, послезавтра – вообще ничего, лишь скука смертная. От каждого дня можно было ожидать что угодно.
Конец ознакомительного фрагмента.