И только потом пожалели
Шрифт:
– Ох, мы уже думали о вас. Подождите минутку.
– Что значит минута в моем положении?
– Все в порядке, – успокоила она и ушла.
Мэл ждал в телефонной будке, покрываясь потом, лихорадка и головная боль усилились, потому что теперь он стоял, а не сидел, потому что больше не дышал прохладным кондиционированным воздухом автобуса. Ему хотелось закурить, но он боялся зажать в губах сигарету, так как знал, каким окажется ее вкус.
Через некоторое время тот же голос вновь раздался в трубке и велел ему ждать
Маленький человечек в белой куртке подошел к Мэлу и поинтересовался, что он будет заказывать. Дэниэлс попросил кофе, затем вдруг передумал и заказал кофе со льдом.
– Нет кофе со льдом. Чай со льдом, – ответил коротышка. Мэл собирался избавиться от этого по методу Хемингуэя – повторить все, что сказал маленький человечек, и спросить, когда швед приходил за обедом, – но у него не хватало сил. К тому же коротышка ничего не поймет и сочтет Мэла самоуверенным наглецом. Поэтому Дэниэлс согласился:
– Ладно, чай со льдом.
Чай со льдом помог ему даже больше, чем он ожидал, и Мэл рискнул съесть несколько маленьких сандвичей из крекеров с ореховым маслом. Через некоторое время Дэниэлс даже отважился закурить, и вкус сигареты оказался не хуже, чем обычно бывает, если выкурить ее перед завтраком.
Через двадцать минут после телефонного звонка к нему подошла девушка в белой рубашке, джинсах и тапочках и спросила:
– Мэл Дэниэлс?
– Более или менее.
– Пойдемте со мной.
Дэниэлс подхватил чемодан и вслед за девушкой вышел на улицу, залитую солнечными лучами. Светло-голубой фургон расположился в зоне “Парковка запрещена”. Они сели, и девушка повела “форд” на запад, в сторону озера. По дороге им встречались только дорогие машины: “кадиллаки”, “роллс-ройсы” или “континентали”.
– Мэри-Энн Маккендрик, – отрывисто сообщила девушка. – Это я.
– Приветствую вас. Вы уже знаете, кто я.
– Разумеется, знаю. Мистер Холдеман в бешенстве.
– Я уезжал. Я очень надолго уезжал.., уезжал... – Мэл прижал ладони к глазам. – Мне следовало привезти темные очки.
– Посмотрите, нет ли лишней пары в отделении для перчаток.
Он порылся в отделении и действительно нашел пару солнцезащитных насадок на очки. Дэниэлс нацепил их на нос и произнес:
– Инспектор вызывает.
Девушка улыбнулась и спросила:
– У вас есть оправдание тому, что вы опоздали?
– Честно говоря, нет.
– Прекрасно. Наилучшим выходом для вас было бы сказать ему правду.
– Дорогой мистер Холдеман. Он и сам когда-то был молод.
– Он все еще молод. – Девушка произнесла это, словно пытаясь защитить Холдемана.
Мэл попытался вопросительно взглянуть на нее, но у него упали очки. Неужели она охотится за господином Холдеманом, стараясь женить его на себе? Дэниэлс не мог сказать наверняка.
Да ладно, будут и другие Девушки.
Они уже выехали из города, но Мэл не увидел никакого озера. Оно, должно быть, расположено справа, но вдоль дороги с этой стороны тянется высокий забор, время от времени прерывающийся железными воротами, преграждающими въезд на частные дороги. Через изгородь Дэниэлс видел зеленые лужайки и ухоженные деревья. Здесь только частные владения, а их владельцы, конечно, ездят на дорогих автомобилях.
С другой стороны шоссе местность выглядела более дикой: поросший кустарником холм круто вздымался вверх сразу над дорогой, плавно переходя в горную цепь, окружавшую город и озеро.
Дэниэлс закрыл глаз, инстинкт подталкивал его поговорить со спутницей – ведь она была женщиной, и очень хорошенькой, – но у него не было сил. Едва шевеля губами, Мэл пробурчал:
– Напомните, чтобы я поговорил с вами завтра.
– Хорошо.
По тому, как звучал ее голос, Дэниэлс понял, что она снова улыбается.
– Я расскажу вам историю моей жизни.
– Это будет очень мило.
Оставшуюся часть пути они проехали молча, Мэри-Энн вела машину, а Мэл восстанавливал силы. Сквозь опущенные веки мир казался Дэниэлсу оранжевым; Мэл потихоньку расслаблял натянутые как канат нервы.
Дэниэлс открыл глаза, когда ровная поверхность асфальта под колесами “форда” сменилась дребезжащей грубостью гравия. Прямо перед ним возвышалось красное строение, более красное, чем любое из когда-либо виденных им зданий, оно было краснее пожарной машины, настолько ярко-красное, что казалось облицованным блестящим металлом. Красную стену украшали белые полосы и прорези, а огромные белые буквы на фасаде гласили:
ТЕАТР
КАРТЬЕ-АЙЛ
Серо-голубой гравий покрывал всю площадку между дорогой и строением и дорожку между строением и соседним домом. Дэниэлс сумел рассмотреть дом только после того, как его глаза немного привыкли к ярко-красному цвету здания театра. Дом оказался ветхим обиталищем какого-то фермера, трехэтажным, с выступающими эркерами. Его, похоже, не красили уже много лет, потому что обшитые дранкой стены стали серыми от времени и непогоды, приобретя оттенок плавника.
Перед зданием театра, весьма напоминавшим сарай, были припаркованы машины: красный “GMC”, выглядящий анемичным, поскольку его окружали старый черный запыленный “додж" – купе и белый “континенталь” с открывающимся верхом. Мэри-Энн Маккендрик остановила фургон возле трех машин и предложила:
– Оставьте чемодан здесь. Вам лучше пойти прямо к мистеру Холдеману.
– Как скажете,.
Дэниэлс положил очки в отделение для перчаток.
– Я буду жить там? – Мэл указал на дом.
– Угу.