И в аду есть герои
Шрифт:
– Не стоит, – негромко ответила Вероника. Девушка взяла в руки зеркало и внимательно осмотрела татуировку. – Это древний символ, который может украшать очень немногие головы. Всем остальным он принесет несчастье.
– Даже так? – хмыкнул Железный.
– Поверь.
Художник задумчиво посмотрел на девушку: высокая, длинноногая, с тонкой талией и весьма заметной грудью. С такой неплохо покувыркаться, но в голове у нее явно тараканы бегают, да и нос мог бы быть чуточку поменьше.
«Странная девица, – вздохнул про себя Железный. – Странный знак. А уж глаза…»
Больше
«Надо же додуматься – золотые глаза! Чего она только видит через них?»
– Я могу идти?
– Подожди, еще пара штрихов.
Железный повернул голову Вероники и поправил лампу.
«В конце концов, какая разница? Золотые линзы, идиотские знаки… Ее проблемы».
Он взял в руки машинку и принялся вносить незначительные коррективы в идеально нанесенный на кожу символ: черную заковыристую печать Великого Господина. Личную подпись Азаг-Тота, повелителя Гипербореи.
– У себя? – В салон вошел невысокий байкер в красной бандане. – Я хочу, чтобы Страус мне вот тута ястреба подправил.
Коротышка продемонстрировал густо украшенную татуировками руку.
– Занят он, – небрежно ответил один из помощников художника. – Хочешь, я подправлю?
– Не, я подожду Страуса, – подумав, решил коротышка.
Он немного шепелявил, отчего имя Страус в его устах звучало как Штраус, но никто из сидящих в салоне не стал подтрунивать над вновь прибывшим. Охота связываться? Маленькие злые глазки коротышки не предполагали покладистого характера, а быстрые движения мускулистого тела выдавали завзятого драчуна.
– Тебя как звать?
– Иголка.
Коротышка вытащил из кармана плоскую фляжку и сделал несколько глотков. По салону распространился запах дешевого виски.
– А Страус…
Дверь в мастерскую художника распахнулась, и через салон величаво прошествовала высокая, абсолютно лысая девица, голову которой украшала свежая татуировка.
– Мля! – Иголка поперхнулся виски. – Теперь понятно, что они так долго там делали! Эй, сестра, хочешь виски?
Девица, не удостоив коротышку даже взглядом, вышла на улицу.
– Где их только штампуют? – вздохнул Иголка и почесался о дверной косяк.
– Ты бы не мог перестать хрипеть? – Кортес неожиданно остановился и повернулся к Артему. – Я, конечно, ценю, что ты подаешь признаки жизни, но до плантации осталось километра два, и хотелось бы, чтобы ты издавал поменьше шума.
– Хорошая шутка, – слабо улыбнулся молодой наемник.
Воспользовавшись остановкой, Артем прислонился к дереву и вытер со лба пот.
– Я не шучу.
– Тогда надо передохнуть.
– Пять минут хватит? – деловито осведомился Кортес, взглянув на часы.
– Вполне. – Артем сполз на землю. – Душевно пробежались.
– Надо было тебя побольше гонять, – изрек Кортес. – Вернемся в Москву, будешь каждое утро бегать по пять километров. – Наемник поправил лямку рюкзака. – Привыкать.
Сам он, в отличие от Артема, не выказывал никаких признаков усталости. Несмотря на то что за плечами остался почти тридцатикилометровый марш-бросок через алтайские дебри, включивший в себя и продирание через лесные заросли, и прыжки по скалам, и форсирование небольшой речки, о которой предупреждала тетка из автобуса, дыхание у Кортеса оставалось ровным, комбинезон – относительно чистеньким, а на лбу – только легкие следы пота. В имперской военной разведке из наемника сделали не только полиглота.
– Надо было поближе подъехать, – буркнул Артем, разглядывая свои грязные кроссовки. – Был же автобусный маршрут почти до Мусаево.
– А можно было просто взять тачку напрокат и приехать к хванам, – усмехнулся Кортес. – Мол, здравствуйте, ребята, мы офицеры из штаба округа, прибыли с проверкой.
– Это был бы идеальный вариант, – согласился Артем.
– Для тебя. – Марш-бросок все-таки подействовал на Кортеса: у него отказало чувство юмора. – Но Сантьяга вряд ли бы заплатил нам за такую работу.
Наемник так и не присел. Вместо этого он вытащил из рюкзака спутниковый навигатор, проверил их местонахождение и посмотрел на напарника:
– До плантации две тысячи сто десять метров. Постарайся пройти их как можно тише.
– Тогда дай мне еще пять минут на отдых.
Кортес вздохнул, убрал прибор в рюкзак и прищурился:
– Итак, еще раз. Нам нужно поле, на котором Золотой Корень цветет белым. Это его предурожайное состояние.
– Словечко сам придумал? – ехидно поинтересовался Артем. – Ты вообще сеялку от тяпки отличить можешь, предурожайный?
– Судя по голосу, ты уже достаточно отдохнул, – сделал вывод Кортес, – и лишних пяти минут тебе не надо. Подымайся, мы идем дальше.
Все, что Артем думал относительно своего длинного языка, так и осталось невысказанным: заниматься самобичеванием перед напарником у молодого наемника не было никакого настроения. Артем беспрекословно вскочил на ноги и подтянул лямку рюкзака.
Два километра, конечно, больше одного, но гораздо меньше тридцати. Артем успел даже слегка отдохнуть во время этого перехода, поскольку Кортес благоразумно не стал взвинчивать темп, а перемещался с осторожностью вышедшего на охоту тигра: уверенно, но не спеша, тщательно прислушиваясь к каждому шороху ночного леса. Один-единственный раз, в самом начале пути, под ногой Артема сухо треснула ветка, и молодой наемник удостоился такого взгляда от напарника, что его движения моментально приобрели балетную легкость. Благодаря этому на финишный отрезок наемники затратили около часа и, как и рассчитывал Кортес, вышли к плантации почти в полной темноте.
К большому удивлению Артема, хваны не огораживали свои бесценные огороды каким-либо забором, хотя то, что молодой наемник краем уха слышал о Золотом Корне, предполагало наличие как минимум трех рядов колючей проволоки под напряжением и пулеметные вышки с мощными прожекторами каждые триста футов. Вместо этого вдоль опушки леса шла неширокая травяная дорожка, сразу за которой начиналось поле. Ни вышек, ни колючей проволоки, ни прожекторов, только сова где-то ухает да еще доверчиво поглядывает сверху новорожденный месяц.