И в сотый раз я поднимусь
Шрифт:
Вот уж что никак не входило в Сашины планы, так это вызывать у кого-то чувство отвращения, пусть даже легкого. Одного «полового влеченiя» явно слишком мало, чтобы считать это любовью, додумалась она. Основная трудность заключалась в том, как отличить «влеченiе» от подлинной любви на начальном этапе, когда видишь в данной минуте «чуть ли не конечную цель всей жизни».
Однако, как бы это ни было трудно, в случае со студентом сомнений не вызывало: любви не было, как, увы, не наблюдалось даже обещанного Форелем сладострастного экстаза, который представлялся Саше не менее заманчивым и таинственным, чем сама истинная
Во всем этом присутствовал еще один серьезный, прямо-таки панически пугающий момент. На одной из страниц исследования автором приводилась схема, на которой весьма наглядно изображалось стремительное движение хвостатого сперматозоида к яйцеклетке, неизбежно происходившее в результате предшествующих, столь красочно описанных ранее действий. Так вот: при неминуемой встрече сперматозоида с яйцеклеткой наступала беременность, а это – самый кошмар и ужас.
– Ты знаешь, что от этого бывают дети, а мне еще в школе учиться и учиться, а потом в институт поступать, – объяснила Саша студенту, как маленькому несмышленышу.
Тот взглянул на нее ошеломленно, как бы удивляясь, что плюшевый мишка заговорил человеческим голосом.
Он как-то сразу оставил свои намерения и грустно наблюдал, как Саша в прихожей натягивает сапоги.
Потом они шли под снегом, в тишине, и девочка готова была его полюбить, но не сразу и без угрозы, что они будут делать это.
Ей нужно было время и покой.
Студент все время нарушал мягкую снежную тишину и говорил, говорил:
– Пойми, я слишком тебя люблю, чтобы ждать. Я так долго не выдержу. И потом: женщина – это звучит гордо!
– Девушка – тоже звучит гордо, – механически возразила Саша, ужасаясь пошлости диалога.
2. Незнакомец
Дома она встала под душ и оцепенела надолго под струями теплой воды.
Тетя забеспокоилась и постучала в дверь:
– Эй, ты там живая?
Саша вяло откликнулась. Именно в этот момент ее осенило жуткое подозрение: а что, если она не все поняла у этого Фореля (там было, кстати, много непонятных слов, недаром этюд предназначался образованным читателям). Так вот: что, если у нее может получиться ребенок уже от этих поцелуев, ведь этот сладострастный кретин так тесно к ней прижимался, что сперматозоиды вполне успели бы переползти на нее. Их же миллионы – так писал Форель. И если хотя бы один нашел верную дорогу…
Сашу охватила паника. Подтвердить или опровергнуть ее леденящую кровь догадку не мог никто: подруги отличались не меньшей темнотой в таких делах, а тетя…
В принципе ей можно было сказать все, но Саша хорошо помнила, как ее милая добрая тетечка стеснялась и маялась, решившись наконец поговорить со своей малышечкой о неизбежном регулярном неудобстве в жизни каждой женщины. Об этом всем девчонкам в классе все было давно известно: и отчего, и почему, и как это противно, но никуда не денешься, и даже что кончится вся эта тягомотина после пятидесяти лет (скорее бы дожить). Тетя объясняла застенчиво, с трудом подбирая слова; Саша слушала, не прерывая, боясь смутить ее еще больше своим неожиданным знанием.
Так что в данной ситуации советчиков не было. Надо было ждать и смотреть, что будет. Саша внутри вся застыла и жила как сомнамбула. Потом она заметит, что в самые страшные периоды своей жизни ее организм всегда будет реагировать именно так: цепенеть. Из-за этого окружающие составят о ней превратное мнение, принимая за человека слишком спокойного, бесстрастного.
На самом деле застывать гораздо хуже, чем реветь во весь голос. Во-первых, с ревом горе очень быстро улетучивается, тогда как в замороженном состоянии сохраняется долго, не теряя своей свежести, вкуса и запаха; во-вторых, ревущий оповещает о своей беде громким звуком, так что все бросаются его жалеть и утешать, а застывший человек с виду выглядит еще лучше, чем обычно, вот и спрос с него другой, не то что с раздрызганной ревы.
Недаром говорят, что в большом знании заключена великая скорбь. Или, проще, – меньше знаешь, лучше спишь. Не попалась бы Саше умная книга, не пришлось бы переживать из-за вполне невинного поцелуя.
Через два дня ей показалось, что у нее уже начал расти живот. Почему-то единственным спасением, приносившим временное успокоение, стал душ. Она забиралась в ванну, держала над собой шланг и застывала в позе культовой гипсовой статуи «Девушка с веслом» или «Девушка со снопом».
Чтобы окончательно смыть с себя все происшедшее, Саша решила постирать свое нарядное платье. Аккуратно развесив еще недавно так радовавший, а теперь казавшийся траурным наряд, она стала намыливать детским мылом нежный кружевной воротничок, и тут зазвонил телефон.
Кто-то незнакомым мужским голосом назвал ее имя. Сейчас, много лет спустя, она сказала бы о голосе «юношеский», но в те времена даже только что сломавшийся петушиный полудетский голосишко признавался ими «мужским голосом».
Завязался пустой, но чрезвычайно волнующий треп, во время которого Саша все пыталась выяснить имя собеседника и откуда у него ее номер телефона. На эти ее настойчивые вопросы он так и не ответил, поклялся только, что он не из ее школы, никогда ее, Сашу, не видел, но тоже учится в девятом классе, как и она. Наконец незнакомец предложил:
– Давай мы никогда не увидимся, будем общаться только по телефону. Я буду тебе другом, как Горацио Гамлету.
– То есть за тобой останется последнее слово, и ты с ним выступишь на моих похоронах… – подхватила Саша шекспировский сюжет.
– Ну да, ну да, зато тебе будет перед кем выступать с пространными монологами и делиться тем, что невыносимо выдержать одному… – продолжал искушать «мужской голос».
– Например, самым большим кошмаром: еженощным появлением у изголовья моей девичьей кровати призрака классручки в саване и с укоризненно раскрытым задачником по физике…
– Ох, прямо мороз по коже, к такому я не готов…
– Это еще что! Иногда она приводит с собой историчку, у той во лбу горит звезда, на шее – серп, а из головы торчит молот. Причем требует она от меня наизусть декламировать «Манифест коммунистической партии»!
– «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма…» – торжественно вступил собеседник.
– Ха! А дальше?
– Дальше не могу. Священный трепет охватывает…
– Вот и у меня священный трепет, – вздохнула Саша и вдруг неожиданно для самой себя продолжила: – А где гарантия, что весь класс не будет потом потешаться над моими с тобой откровениями?