И весь ее джаз…

Гольман Иосиф Абрамович

Машка же тем временем оказалась занята. Причем, похоже, навечно.

Впрочем, она и раньше собиралась идти замуж за любимого человека, а не за банкира с добрым сердцем. Хотя в любом случае Веруня не жалела, что попробовала. Особенно с учетом того, что прежняя злобная пиявка, их бывшая однокашница-психологиня, каким-то чудом отвалилась от животворной папашиной жилы.

Напилась, наверное.

— Конечно, — ответил Ефим Аркадьевич. — Давайте свой вопрос. — Верочкин папаня ему был совершенно симпатичен, и они теперь

частенько общались по самым разным проблемам.

— А вы еще игроков в свой картель берете?

— Какой? — не сразу понял профессор.

— Ну вот во все это, — обвел рукой вокруг Сергей Дмитриевич.

— А почему бы и нет? — втайне обрадовался Береславский. Предстоящее дело уже не казалось ему сильно прибыльным. Хотя по-прежнему казалось восхитительно увлекательным. Так почему же не поделить с партнером возможные убытки, оставив свою долю восхитительной увлекательности?

Береславский вопросительно посмотрел на вторую участницу консорциума.

Та хмурилась.

Профессор мгновенно проник в глубинные причины девушкиного беспокойства и понимающе ухмыльнулся:

— Мой партнер не возражает, — сказал он. — При одном условии.

— Каком же? — обрадовался банкир.

— Вы не будете приводить сюда без спроса вокалисток, талантливее Машки.

— Фи, как грубо, — сказала Машка, втайне довольная, что профессор сформулировал деликатный вопрос без ее участия. То, что им нужны сторонние финансовые вливания, она и так понимала.

— Принято, — горячо заверил Сергей Дмитриевич. — А вы не будете привлекать других виноторговцев, кроме Веруни.

— Принято, — чуть не хором повторили за ним первоначальные акционеры.

Тем временем начали обсуждать будущее художественное убранство.

— Наталья, сгоняй, пожалуйста, за картинками, — попросил он жену.

Сегодня им еще предстояло забирать выставку из бизнес-центра на Знаменке, так что было вполне разумным не везти все работы в галерею, в Измайлово, а сразу отобрать из них необходимые для корабля.

— А ты список приготовил? — спросила жена. Ей вовсе не хотелось менять теплую кают-компанию — и просто компанию — на стылые московские пробки.

— Вот он. — Береславский достал из бездонных карманов вчетверо сложенный листок.

— И я одна там буду таскать? — попыталась пристыдить мужа Наталья, втайне понимая тщетность попытки.

— Не будешь, — заверил заботливый муж. — Я договорился с начальником охраны. — Он передал жене визитку. — Тот запустит мультивэн внутрь и даст ребят на переноску. Здесь поможем выгрузить.

— Лично поможешь? — Последнее слово Наталья хотела оставить за собой.

— Посмотрим, — ловко уклонился от ответа профессор.

— Не поняла, — дочитав переданный мужем листок, вдруг явно разозлилась Береславская.

— Что именно? — теперь не понял муж.

— Почему здесь только Оглоблин и Никита? Ты что, Диму Шевцова сюда вешать не собираешься?

— А что, Диму берут в Третьяковку? — вопросом ответил Береславский.

— А что, Никиту берут в Третьяковку? — Отсутствие в списке ее любимчика задело тонкие культурологические струны в душе Натальи.

— Кто арт-директор галереи — я или ты? — поставил вопрос ребром профессор.

И, возможно, зря поставил.

— Ты, — согласилась жена. — Ты вообще лучший в мире отборщик картин. Вот сам езжай на Знаменку и отбирай.

— Хорошо, давай включим Диму, — сменил гнев на милость муж.

Наталья допила кофе и поехала за картинами. Откладывать действительно было глупо.

Тем временем пришли еще гости. Сначала — Вась Васич Соколов. Вообще-то полноправный участник консорциума — джаз-арт-кораблик был ассоциированным членом его флотилии. Но ему и так были бы рады, поскольку дружили с ним все.

Потом — Береславская-младшая. Она же принесла и первый заказ: вечеринку их немаленькой дворовой компании. Обещала полный порядок и попросила не давать скидок. Платил за все их же локальный буржуин, обожавший пари, которые частенько проигрывал. По мнению Лариски, его следовало учить на малых примерах. Папа-Береславский тихо подозревал, что у дочки с юным буржуином роман, и теперь она готовит его к ответственной семейной жизни. Профессор не возражал ни против методов, ни против парня — тот вырос на его глазах и, за исключением терпимых недостатков, имел хорошую сердцевину. В смысле — доброе сердце.

Затем объявилась гоп-компания Машкиных музыкантов. Они приперлись с инструментами, а значит — здесь и очень скоро, — будет джаз.

Тут же начали коммуницировать всякие штеккера и разъемы. Повылезло несколько конструктивных несоответствий, однако желание немедленной музыки было столь велико, что Пашка и гитаристы лезли из кожи вон.

Береславский с Сергеем Дмитриевичем обсуждали конкретные условия его — точнее, Веруниного — входа в дело. В принципе решение было правильным: публика здесь будет именно та, что нужно, с ярко выраженными вкусовыми пристрастиями и с желанием слышать/смотреть/пробовать все новое.

Машка помогала своим ребятам, полностью делегировав все финансово-правовые вопросы своему старшему партнеру.

А вот Джама был в плену.

Почувствовав в бравом капитане слабинку, его атаковали близнецы и уволокли в носовой салон. Там бедняга подвергся всем испытаниям, которые только могли прийти в две безбашенные головки. Он катал их на себе, изображая лошадь. Дрался с ними, как Рэмбо. Пел им песни в стиле «Ранеток». И танцевал в манере покойного Майкла Джексона.

Силы были неравные, один против двоих, но капитан, обладая совершенно недюжинными природными физическими данными — да еще усовершенствовав их целенаправленной физподготовкой, — в итоге умотал обоих оппонентов.