И восходит луна
Шрифт:
Данных, всплывших после хакерской атаки на базы ФБР, подумала Грайс. Кайстофер говорил об этом слишком просто.
Он не спеша завтракал и пил кофе, у Грайс же аппетита не было. А ведь она даже не могла вспомнить, когда ела в последний раз.
– Поешь, пожалуйста, - сказал Кайстофер.
– Ты очень бледна. Передозировка флуоксетина способна спровоцировать отказ от пищи.
Грайс кивнула. Период полувыведения флуоксетина составляет от суток до трех - при разовом применении. Если же дело касается более или менее длительного приема - вплоть до шести суток.
Грайс играла с идеей сняться с препарата, но потом
Совершенно лишенная аппетита, Грайс принялась разрезать одну из сосисок на ровные кружочки.
– Все в порядке, - сказала она. Кайстофер посмотрел на нее спокойно, хотя в его светлых глазах и мелькнуло недовольство, оно было легким. Ничего не значащее, досадное ощущение. Ему на самом деле было все равно, и Грайс это устраивало.
Ей хотелось, чтобы ее жизнь принадлежала ей. Грайс вдруг представила, как тот, другой Кайстофер, грубо хватает ее за подбородок и вталкивает ей в рот завтрак, приговаривая что-то сладкое.
Грайс сжалась на стуле, опустила взгляд в тарелку. Кружочки сосисок действительно получились ровными, Грайс могла ими гордиться. Она с трудом заставила себя проглотить половину завтрака. Они с Кайстофером одновременно встали из-за стола. Кайстофер посмотрел на ее тарелку с недовольством, больше, наверное, лежащим в области его обсессивно-компульсивного желания абсолютного порядка.
– Переоденься. Это праздник.
– Хорошо.
Неужели он не даст ей понять, что хоть что-то изменилось теперь. Грайс поднялась к ним в комнату. В качестве приданого родители заказали ей несколько невероятно дорогих платьев как раз для таких случаев. У нее было алое платье, куда больше подходящее Маделин - роскошное, с глубоким декольте. Грайс покрутила его в руках, но она стеснялась открывать свою грудь. Из школы она вынесла стойкое убеждение о том, что если у женщины большая грудь, которую она не стесняется показывать - она доступна или, говоря языком тех времен, шлюха. Второе платье, с вырезом сзади, бархатное, во-первых было слишком жарким для лета, а во-вторых спина у Грайс была не слишком красивая. Словом, у нее оставался только один вариант. Чопорно-синее, ничего не имеющее общего с небесным или морским цветами, длинное платье из легкой ткани с закрытым воротником. Оно сразу понравилось Грайс, с удовольствием примерив его, Грайс осталась удовлетворенной. К платью, упакованная в отдельный герметичный пакетик, прилагалась шляпка с вуалеткой, как из фильмов о роковых женщинах тридцатых. Распаковав ее и попытавшись примерить, Грайс обнаружила, что она вовсе не держится сама по себе. Пришлось прикалывать ее к волосам шпильками. Грайс с тоской посмотрела на туфли на высоком каблуке.
– Я переоделась, - привычно крикнула Грайс. Она ушла в ванную, чтобы накраситься и подождать, пока переоденется Кайстофер.
Ей нравилось то, что она увидела. На королеву она похожа не была, но герцогиня из нее вышла бы неплохая. Грайс окатила себя, сильнее чем следовало бы, фиалковыми духами и, прислонившись к двери, принялась ждать Кайстофера. Минут через пятнадцать, успев выкурить сигарету и заполировать табачный запах еще одним пшиком духов, Грайс услышала:
– Пойдем, дорогая.
Она вышла к нему. На Кайстофере был насыщенно-синий смокинг, который на ком угодно другом выглядел бы игривым образом, но только не на Кайстофере. Галстук-бабочка был завязан так ровно, что мог бы служить образцом для эскизов в художественной школе.
Кайстофер окинул ее долгим взглядом, потом втянул носом воздух.
– Хорошо пахнешь, - сказал он. И Грайс не поняла, попытался ли Кайстофер сделать ей комплимент, или же это был намек на то, что она нарушила вселенский порядок курением в ванной.
Они спустились вниз, где их уже ждал водитель, по-особенному нарядный сегодня. В машине Кайстофер и Грайс сели на почтительном расстоянии друг от друга.
– От меня требуется что-то особенное?
– спросила Грайс.
– Нет. Как и от других членов семьи. Это День Дайлана, но праздник для всего Дома Хаоса. Антураж свойственен всем нашим праздникам, но Дайлан привнес в него свой колорит. Однако я полагаю, тебе будет не только необходимо, но и полезно увидеть закрытые праздники Дома Хаоса. Когда ты понесешь от меня ребенка, в честь тебя тоже устроят праздник.
Почему-то это перспектива мало грела Грайс.
Про Дни Дайлана Грайс знала только, что под страхом смерти никто не разглашает того, что происходит внутри храма. Люди, благодарные ему за жизнь, подаренную им, не говорят ничего. А даже само наличие мобильного телефона или любого иного средства связи в храме карается смертью.
Дайлан вскользь обмолвился, что начинает со стенд-апа, и Грайс это показалось шуткой.
Клатч воинственно завибрировал, и Грайс вздрогнула. Зато теперь она не забудет оставить телефон в машине. Интересно, а ее бы казнили, нарушь она правила Дайлана? Грайс взяла трубку.
– Да, папа?
– Как там моя любимая дочка с шизоидно-депрессивной динамикой?
– Папа, я верю, что ты мог бы придумать ласковое прозвище за столько лет, но не хочешь, чтобы усилить мою депрессивную динамику.
– Сегодня ведь День Дайлана, девочка!
– Да, папа!
– Вы с мужем уже там?
– Будь я уже там, мне бы, наверное, отрезали голову за то, что я с тобой говорю.
– Я слышал теории о том, что именно этим там и занимаются.
Папа засмеялся очень добродушно, но Грайс почувствовала раздражение.
– Почему ты звонишь, папуля?
– спросила она. Кайстофер делал вид, что вовсе не слышит ее разговора.
– Я хотел сказать, что если Олайви изучает синдром Блейка, то я готов просветить ее насчет каждого нюанса, в конце концов, именно я кодифицировал все случаи, ей было бы полезно пообщаться со мной.
– Я передам ей это, - сказала Грайс.
– Уверена, что она будет очень благодарна тебе, но не уверена, что ей нужна помощь. А теперь пока, папа, мы подъезжаем.
– Да, да, милая, я понимаю...
Грайс нажала на сброс так сильно, что ей казалось - экран сейчас треснет. Кайстофер теперь смотрел на нее. Грайс поймала его взгляд. Ее вдруг взяло злорадство. Ну и что ты скажешь, думала она, что же ты можешь? Ты ведь делаешь вид, что ничего не случилось. Что ты скажешь, даже если слышал папин вопрос.
Я изучала тебя, ты знаешь.
Их взгляды встретились, и Грайс чувствовала, что еще чуть-чуть, и ей не выдержать. А ей хотелось выстоять как можно дольше.
Взгляд Кайстофера будто бы не означал ничего, но он был пристальным, тяжелым. Грайс повезло - машина затормозила. Кайстофер обернулся к двери, ожидая, пока шофер откроет дверь сначала ему, а потом Грайс.