И все они – создания природы
Шрифт:
Я застонал.
– Да знаю, знаю! Я их и не виню. Но бедняга Лайонел Браф сидит на краю пропасти, а я ничем не могу ему помочь.
– Конечно, Джеймс, положение отвратительное. Как мне известно по горькому опыту.
Два дня спустя Лайонел позвонил и сказал, что сдох еще один поросенок. Язвы оказались более типичными, и, хотя я не мог предсказать, какое заключение даст министерство, мне уже было абсолютно ясно, что требуется от меня. Видимо, мой мозг работал и во сне, так как теперь я не задумался ни на секунду.
– Лайонел, вы должны немедленно
Он посмотрел на меня с глубоким недоумением.
– Так они же еще тела не нагуляли? А супоросые матки как же?
– Я знаю, но если бы болезнь получила официальное подтверждение, я был бы обязан рекомендовать вам избавиться от них. Отправить их на рынок вы права не имеете. Однако я могу дать вам справки для продажи всех здоровых свиней на консервную фабрику.
– Так-то так, да…
– Я хорошо понимаю, Лайонел, что вы чувствуете. Это огромная беда. Но если болезнь распространится на других ваших свиней, про справки придется забыть и вам останется только наблюдать, как они издыхают. А так вы все-таки вернете около двух тысяч фунтов.
– Но те, которые на откорме… Еще бы два месяца… Я бы куда больше выручил.
– Да, но сейчас вы за них пусть меньше, но что-то получите, а если они заболеют, вам уже не на что будет надеяться. Да и помимо денег, все-таки лучше, если их забьют без лишних страданий и им не придется чахнуть у вас на глазах, как вот этим, верно?
Говоря это, я вновь остро ощутил трагичную сторону деревенской ветеринарной практики: очень большое число наших пациентов кончало жизнь на бойне, а какими бы симпатичными ни были обитатели скотного двора, подоплека нашей работы с ними оставалась чисто коммерческой.
– Право уж, и не знаю… Это ведь не пустяк какой-нибудь. – Он опять обвел взглядом новый свинарник и его обитателей, которых так лелеял и холил, а потом повернулся и посмотрел мне прямо в глаза. – Ну а что, если у них не чума?
Действительно – что? Но солгать ему прямо в глаза я не мог.
– В таком случае, Лайонел, я не сберегу вам тысячи, а разорю вас на тысячи.
– Да… это я понимаю. Но вы-то сами уверены?
– Я вам уже объяснил, что поставить окончательный диагноз не имею права, но сомнений у меня никаких нет.
Он кивнул.
– Ладно, мистер Хэрриот. Садитесь, пишите ваши справки. Я вам как-никак доверяю.
«Как-никак доверяю» в устах простого йоркширца было большим комплиментом, мне оставалось лишь уповать, что я его доверия не обману. Достав голубые бланки, я принялся их заполнять.
Очень скоро новый свинарник опустел. Оставшиеся больные поросята гибли один за другим. Как ни страшна чума свиней, я был убежден, что особых страданий она не причиняет, и единственным проблеском света в этой черной беде была мысль, что больные животные тихо истаяли, а остальные тоже встретили легкую смерть. Никто из них не мучился.
Под конец пришло извещение из министерства, что болезнь подтвердилась. Я заехал с ним к Лайонелу, и, водрузив на нос очки, дорожник внимательно прочел его с начала и до конца.
– Значит, ваша правда была, – сказал он. – И хорошо, что мы сделали то, что сделали. – Сложив извещение, он вернул его мне. – Фабрика мне прилично заплатила, а стали бы мы тянуть, я бы вовсе ни при чем остался. Так что очень я вам благодарен.
Вот что мне сказал этот простодушный дорожный рабочий, после того как у него на глазах рухнул и рассеялся его воздушный замок. Ни стенаний, ни упреков – только благодарность.
Разные люди реагировали по-разному, когда чума поражала их свиней, но, слава богу, все это давно в прошлом. Сначала была найдена действенная вакцина, а затем министерство сельского хозяйства ввело обязательный забой, как при ящуре, и чуме свиней пришел конец. В течение уже почти тридцати лет мне не доводилось ни сталкиваться с подозрительными случаями, ни заполнять простыни анкет, ни возиться с картонными коробками и пергаментной бумагой. Но память о них все еще свежа.
А пока я спрашивал себя, как думает Лайонел использовать свою новую постройку. Он тщательно вычистил и продезинфицировал свинарник, но ничего объяснять не стал. Прошло четыре месяца, и я решил, что коммерческое животноводство его больше не манит, но ошибся.
Как то вечером, осмотрев несколько собак и кошек, я снова заглянул в приемную и увидел, что в углу сидит Лайонел.
– Мистер Хэрриот, – объявил он с места в карьер, – я хочу опять за то же взяться.
– Завести свиней?
– Ну да! Чтобы хлев пустым не стоял. А то глядеть на него больно.
– Но вы абсолютно уверены? – спросил я, помолчав. – После такой беды? Я думал, у вас всякая охота пропала.
– Да нет, куда ей пропадать? Свиньи самое для меня милое дело. Одна только зацепка, почему я к вам и приехал. Могли с того раза там микробы остаться?
Не люблю я таких вопросов. Теоретически говоря, никакой инфекции в свинарнике к этому времени остаться не могло, но мне приходилось слышать, что от чумы свиней избавиться не так-то просто. Правда, четыре месяца… Конечно, свинарник должен быть уже вполне безопасным.
Но что толку, если ветеринар говорит «не знаю»? Лайонелу был нужен конкретный ответ.
– Я уверен, что поместить туда свиней можно без всяких опасений… если вы твердо решили.
– Чего уж. Значит, пора за дело браться. – Он вскочил и вышел из приемной, словно не хотел терять ни минуты.
И действительно, очень скоро свинарник огласился хрюканьем, фырканьем и визгом. Не замедлила и судьба с новым ударом.
Когда Лайонел позвонил, мне показалось, что я еще ни разу не слышал в его голосе такой тревоги.
– Я только с работы вернулся, а со свинками худо: валяются по всему двору.
Мое сердце мячиком отскочило от ребер.
– То есть как валяются?
– Ну, вроде в припадке.
– В припадке?
– Ну да. Лежат на боку, ногами дрыгают, рыло все в пене, а и встанут, так трех шагов не сделают, снова валятся.