И все они – создания природы
Шрифт:
Вибрация и толчки сказали мне, что мы выруливаем на взлетную полосу. Потом мы остановились, рев моторов достиг такого крещендо, что даже вата не помогала, и у меня отчаянно зазвенело в голове. Губы Ноэля беззвучно произнесли: «Взлетели?», и я ободряюще закивал. Мы сидели, моторы надрывались, все вокруг содрогалось и вибрировало. Так взлетели мы все-таки или нет? Ноэль недоумение развел руками, и я понял, что его интригует тот же вопрос.
Прошло еще пять минут. Ну, уж теперь-то мы, конечно, летим! Меня невыносимо потянуло удостовериться. Я отстегнул ремень, на четвереньках подполз к дверному проему… Тьфу!
Видимо, так оно и было, потому что внезапно мы двинулись вперед: не распознать причины такого толчка было невозможно. Несколько секунд вибрация продолжала нарастать, а затем она разом прекратилась. Летим! Еще один толчок сказал мне, что Карл, Дейв и Эд благополучно водворили шасси на место. Я откинулся, переводя дух. Ну, хотя бы это позади!
И оглянулся на Ноэля. Повиснув на ремне, он крепко спал. Но мое извечное любопытство оказалось сильнее усталости, и я вновь отправился к проему любоваться панорамой, развертывающейся внизу. Это ведь был не современный реактивный лайнер, из которого ничего, кроме облаков, не увидишь. А я видел горы и море, золотистые полоски пляжей, сухие равнины, скученные здания больших городов и крохотных деревушек. Иногда, рискованно наклоняясь над куском мешковины – единственным барьером между мной и сверкающей морской синевой далеко внизу, я щелкал фотокамерой.
Оторвался я от этих завораживающих картин всего один раз, когда вскрыл белую картонку со съестными припасами – капитан торжественно вручил каждому из нас по такой картонке, перед тем как мы поднялись в самолет. Там оказался кусок мяса неясного происхождения, неизбежное липко—сладкое печенье, треугольник сыра и, к большому моему удовольствию, несколько ломтей восхитительного турецкого хлеба.
Щелкнул я и бездействующий мотор, и уныло-неподвижные лопасти его пропеллера, с радостью убедившись, что остальные три мотора работают со спокойной деловитостью.
Когда я вернулся к проему, впереди маячила огромная темная стена. Альпы! Наступала решающая минута. Мы набрали высоту, и все равно до проплывающих внизу скалистых вершин, казалось, рукой подать. Я различал изъеденные ветрами уступы и в беспорядке валяющиеся каменные глыбы. Но, как и мои приятели-фермеры, не сомневался, что наш бородатый капитан доставит нас по назначению без особых происшествий.
Круг над Копенгагеном мы сделали в сумерках, но я все-таки увидел бронзовую русалочку в заливе, и вскоре Джо уже жадно припал к кружке настоящего пива у стойки бара в аэровокзале.
Когда я вновь вошел в обычную колею, стамбульские мытарства, пусть они весьма мало походили на блаженный отдых, который посулил мне мой друг Джон, ожили у меня в памяти как увлекательное приключение, хотя и несколько перенасыщенное неожиданностями. А вот опасности обратного полета, казалось мне, я сильно преувеличил.
Но они предстали передо мной во всей беспощадной истинности, когда спустя год я услышал, что через несколько месяцев после возвращения из Стамбула «Геракл» со всем экипажем рухнул в Средиземное море. Правда, узнал я об этом из четвертых рук, а времени прошло много, и в душе у меня теплится робкая надежда, что тут вкралась какая-то ошибка, что капитан Берч, два молодых американца и Карл живут не только в моих воспоминаниях.
36
Какие мерзкие собаченции!
Я сам себе удивлялся; обычно мне удается обнаружить симпатичные черты почти во всех моих пациентах, принадлежащих к собачьему племени.
Но Дусик и Пусик Уитхорнов упорно оставались исключением, как я ни старался отыскать в них хотя бы одно достоинство. Сплошные недостатки – отвратительные привычки, отвратительные манеры. Например, встреча, которую они мне неизменно устраивали.
– Лежать! Лежать! – взвыл я, как всегда, но два уэст-хай-ленд-уайт-терьера продолжали, стоя на задних лапах, передними яростно царапать мои голени. (Выше они не дотягивались.) Возможно, кожа у меня на голенях особенно нежная, судить не берусь, но ощущение было мучительнейшим.
Когда я попятился на пуантах, комнату огласил заливистый смех мистера и миссис Уитхорн. Сцена эта им никогда не приедалась.
– Ну какие же они лапочки! – пролепетал мистер Уитхорн, давясь хохотом. – Как мило они с вами здороваются, утютюлечки мои!
Согласиться с ним мне было трудновато. Ведь гнусная парочка не просто пытала меня, нанося некоторый ущерб и тонкой материи брюк, но вперяла в меня свирепые взгляды, весьма недвусмысленно скалясь, подергивая губами и пощелкивая зубами. Да, рычать они не рычали, но я бы все-таки не назвал это таким уж дружеским приветствием.
– Идите к папочке, лапусеньки! – Хозяин подхватил их на руки и нежно расцеловал, все еще похихикивая. – Нет, согласитесь, мистер Хэрриот, это же просто чудо, с какой любовью они вас встречают, а потом не хотят, чтобы вы уходили?
Я ничего не ответил и принялся молча отряхивать брюки. Да, действительно, едва я входил, как эти твари принимались царапать мне ноги, а когда я уходил, всячески старались тяпнуть меня за щиколотки. А в промежутке допекали, как могли. И ведь оба были стариками – Дусику шел пятнадцатый год, а Пусику – тринадцатый. Казалось бы, возраст и опыт могли бы приучить их к сдержанности, но где там!
– Ну, – сказал я, убедившись, что ни ноги, ни брюки серьезного ущерба не понесли, – насколько я понял, Дусик прихрамывает?
– Да, на левую переднюю лапочку. – Миссис Уитхорн поставила страдальца на стол, предварительно застеленный газетой. – С самого утра. Бедняжечка так страдает!
Я осторожно приподнял лапу и тут же отдернул руку: зубы Дусика лязгнули в дюйме от моих пальцев.
– Поосторожней, мистер Хэрриот! – вскрикнула миссис Уитхорн. – Ему же больно! Прелесть ты моя! Он ведь страдает, мистер Хэрриот, а вы так грубо!..
Я только зубы стиснул. Конечно, для начала следовало бы обмотать ему морду пластырем, но я еще не забыл, какой негодующий ужас обуял супругов, едва я посмел заикнуться о своей идее. Ну, ничего, справимся. Игра эта мне знакома, и Дусику не поймать меня врасплох. Видывали мы кусак и попроворней.
Я обвил больную ногу указательным пальцем и успел увидеть все, что требовалось, прежде, чем Дусик завершил второе покушение. Красноватое вздутие между пальцами. Из-за такой пустячной кисты ветеринара вызывают на дом! Но Уитхорны раз и навсегда отказались возить своих любимцев в приемную. Бедняжечки так нервничают!