И все-таки орешник зеленеет
Шрифт:
— А ты часто приходила ко мне?
— Признаюсь, нет. Я боялась тебя тревожить.
— А твой отец?
— Разве он тоже не приходит?
— Раз или два в год… Жанна тоже… И Жан-Люк… Что касается моих американских внуков, то их родители даже не потрудились сообщить мне о их существовании…
Она опускает голову, пораженная этим открытием.
— Я никогда не думала… — и все же пытается возразить: — Это перевернет всю твою жизнь…
Я предпочитаю не отвечать.
— Думаешь, из этого и в самом деле что-нибудь получится?.. А ты обещаешь
— Обещаю…
— Ты поговоришь с Жанной?
— Я надеюсь увидеть ее сегодня вечером…
— И с отцом?
— Я ему позвоню…
— Лучше, чтобы меня здесь не было, когда они придут… Мы оба встаем. Я протягиваю ей руку.
— Договорились?..
— Раньше нужно узнать, что они скажут…
За обедом я ограничиваюсь двумя яйцами всмятку. Мне не хочется есть. Жанна приходит первой, около девяти часов, и я указываю ей на кресло, в котором сидела Натали.
— Что происходит? Твой торжественный вид не обещает ничего хорошего. А Натали едва поцеловала меня, не стала обедать и заперлась в своей комнате…
— Она тебе говорила, что была у очень хорошего врача?
— Меня начинает интересовать, почему ты так настаиваешь…
Что мне ей ответить? Я и сам не знаю почему.
— Она вполне способна родить, рискуя не больше любой другой женщины…
— Ребенок без отца… Отличное начало жизни для несовершеннолетней девушки, ты не находишь?
Я молчу. Редко я бываю так терпелив, как в этот вечер. Звонок. Входят Жак и Хильда.
— Мы не слишком рано? — спрашивает Жак, глядя то на меня, то на Жанну.
Только Хильда улыбается немного таинственно. Возможно, Натали успела ей позвонить.
— Садитесь, дети мои… Что вам предложить?..
Жак выбирает коньяк, Жанна тоже, и я звоню, чтобы из кухни принесли фруктовый сок.
— Хильда не говорила с тобой, Жак?
— О чем?
— О твоей дочери…
— А что с Натали?
— Ничего страшного… Она беременна…
— Откуда ты знаешь?
— Она сама мне сказала, а врач подтвердил. Он ревниво смотрит на Хильду.
— А ты тоже знала?
Она кивает, и он еще больше теряется.
— А кто отец?
— В настоящий момент отца нет…
— То есть как это нет?
— Твоя дочь знать не хочет этого парня… Она его терпеть не может… Впрочем, он уже не живет во Франции…
— По-моему, Натали еще слишком молода, чтобы… — вмешивается Жанна.
Лицо Жака мрачнеет.
— Об этом я и слышать не хочу.
— Значит, ты того же мнения, что и твой отец…
— И я! — радостно восклицает Хильда.
Я во второй раз наполняю бокалы. Говорю медленно. Снова повторяю свои соображения. И когда наконец объявляю: «Отцом буду я…» - мне кажется, что юная немка сейчас бросится мне на шею. Жанна сразу же заявляет, что это невозможно.
— Ты никогда не занимался детьми, а теперь вдруг начинаешь принимать решения… Ты не знаешь Натали… Ты никогда не жил с ней под одной крышей…
Я кротко возражаю…
— Это она никогда не жила со мной… Жак понимает, что я хочу сказать, ему неловко.
— Ты не боишься осложнений?
— Только если кто-нибудь из моих наследников станет протестовать… Не думаю, чтобы Жан-Люк…
— Жан-Люка это мало интересует… Я сам поеду к нему и поставлю его в известность… Может быть, твои американцы?.,
— Это я беру на себя…
Возможно, еще возникнут мелкие затруднения, но основное улажено.
— Вы все согласны?
Жак искренне соглашается, Хильда шепчет:
— Я еще не имею права голоса. И все же я всегда с Натали…
Жанна молчит, она как будто сразу постарела.
— Я полагаю, ребенок будет жить здесь?
— Да. Я приглашу няньку. Переделаю твою прежнюю комнату…
У нее сжимается горло, она с трудом выговаривает:
— Ладно… Раз все…
Она не заканчивает. На глазах у нее слезы. Я снимаю трубку и вызываю бульвар Распай. Долго слушаю гудки и уже хочу положить трубку, когда раздается голос Натали.
— Ты спала?
— Нет… Ну как?
— Мы все здесь…
— Отец тоже?
— Да…
— И Хильда?
— Я торопился сообщить тебе, что все согласны…
— Даже Жанна?
— Да, и Жанна тоже.
— Скажи им, что я рада… Скажи Хильде, что я хотела бы повидать ее прежде, чем лягу…
Они ушли все вместе. Я поцеловал Жанну в обе щеки, шепнул ей на ухо:
— Прости меня… Я должен был это сделать…
— Может быть, ты и прав…
Они втроем вошли в кабину лифта.
Немного позже я все рассказал мадам Даван, она очень взволнована.
Между нами ничего не происходит. И уже никогда ничего не произойдет, зато в доме появится ребенок.
Глава восьмая
Пэт умерла в сочельник. Болезнь развивалась слишком быстро, и операция дала лишь недолгую отсрочку. По мнению доктора Фейнштейна и профессора Пендертона, для нее это было лучше.
Я не полетел в Нью-Йорк на похороны, хотя уже почти поборол себя и едва не сел в самолет. Думаю, мне еще рано знакомиться с моей невесткой, Бобом, его братом и сестрой.
Они сообщили мне о смерти Пэт через Эдди. Он пошлет цветы от моего имени. Элен и ее старший сын, кажется, справляются, оба много работают.
Я написал им и пригласил их во Францию на будущее лето.
Но лето еще далеко, а рождество я провожу в одиночестве. Жак и Хильда поженились в ноябре и поехали к Жан-Люку в Межёв. Я не выезжаю из Парижа. Не выхожу из дома. Хотел бы пригласить Кандиля пообедать со мной, но не решаюсь. Довольствуюсь тем, что подолгу говорю с Довилем.
Картье передаст все мои подарки, которые я выбирал целых два часа. Как и в прошлые годы, я не забыл служащих. Эмиль, мой шофер, получил великолепную пенковую трубку. Он объяснил мне, что будет курить ее только дома, вечером, потому что пенковую трубку не следует курить на воздухе.