И я там был..., Катамаран «Беглец»
Шрифт:
Итак, в конце недели мы собирались отправиться. Возвращаясь в квартиру вечерами, я долго не мог уснуть, бесцельно слонялся по комнатам, ворошил журнальные подшивки, пил чай на кухне, слушал музыку — незабвенный «Пинк Флойд», — курил, лежа на тахте и кольцами пуская дым в потолок. Главное, думал я, перед отбытием не забыть отдать ключи Майе Иосифовне, соседке с третьего этажа, которая любезно согласилась поливать цветы в мое отсутствие. Что еще? Собаки у меня не было, кошки, слава богу, тоже — стало быть, разморозить и отключить холодильник, вот вроде и все. Я долго слушал музыку, смежив веки, ощущая подступающую дремоту, и в какой-то момент резко и испуганно подскакивал на столе будильник, наполняя комнату отчаянным
Заканчивались последние приготовления к отплытию. Единственное, о чем оставалось подумать серьезно, — где держать съемочную аппаратуру, чтобы она не отсырела. Нам не было нужды брать с собой портативную радиостанцию, спасательный плотик, ящик с сигнальными ракетами, маленький радиопеленгатор, секстант с таблицами и кипу карт — не океанские просторы, в самом деле, мы намеревались бороздить. Туристская экипировка, палатка, спальные мешки, рыболовные принадлежности, котелок, таганок, контейнер для хранения воды, жестяной лист для костра, банки с мясом, рыбой и бобами, сушеные супы в пакетах, сухофрукты и плиточный шоколад, хлеб, завернутый в полиэтилен, — вот, собственно, и все, что нам требовалось.
Чем ближе становился день отправления, тем большее возбуждение охватывало нас. Оба корпуса мы заново окрасили приметным ярко-желтым колером и теперь с жаром спорили, как назвать судно. «Паллада» — претенциозно, «Горный скиталец» — романтически-таинственно, но не современно, «Товарищ» — хорошо, однако предстояло убедиться, что катамаран действительно будет нам добрым товарищем. «Надо поразмыслить, для чего, для какой истинной цели нам понадобилось судно», — сказал Виктор. «Как для чего? — простодушно удивился я. — Мы ведь отдыхать собрались. Чего тут думать-то». — «Отдых — цель поверхностная, — заявил репортер. — Истинная причина приобретения судна кроется в ответе — от чего мы намереваемся отдохнуть?» — «Да ты у нас, оказывается, философ», — едва заметным движением губ обозначил улыбку Григорий Тимофеевич. «Я так понимаю, — продолжал Виктор, — что наш поход, если разобраться, вовсе не поход, а самое обыкновенное бегство. Лично я, признаюсь, убегаю от семьи. Какие у вас причины, не знаю, но уверен, что таковые наверняка имеются». — «Занятная теория, — иронично отозвался кэп. — И какой же у меня повод для этого, как ты называешь, бегства?» — «Вы, Григорий Тимофеевич, должны лучше знать. Разве у вас нет проблем, от которых вы желали хотя бы на месяц отстраниться?» — «Хм-м… У кого их нет? Дело-то не в этом». — «Может, вы от одиночества убегаете?» — развивал мысль репортер. «Черт бы тебя побрал! — возмутился Тимофеевич. — Философ! Тебя бы на мое место — провести пару уроков с четвертым «Б». Узнал бы, каково оно, одиночество физрука!» — «Ну, я определенно не утверждаю…» — «Иди ты в баню!» — разгорячился учитель физкультуры. «Григорий Тимофеевич! — подал я голос, чтобы как-то отвлечь капитана. — Как же все-таки назовем катамаран?» — «Да как хотите, так и называйте!» — в сердцах махнул он рукой и сел на песок, повернул голову в сторону, чтобы не смотреть на нас. «Неженка наш кэп, — шепнул мне Виктор. — Не любит, когда в душу ему заглядывают». — «Обиделся», — с уверенностью определил я.
Мы спустились по откосу вниз, где на песке, в нескольких метрах выше кромки воды, лежал катамаран. Ни слова не говоря Виктор откупорил бутыль с белой масляной краской, обмакнул в нее кисть и тщательно, от волнения затаив дыхание, вывел на борту свежо заблестевшую букву «Б», затем рядом пририсовал «Е» и «Г». «Бег?» — вымолвил я, теряясь в догадках. Виктор ничего не ответил, только улыбнулся таинственно, и после недолгой паузы добавил, уже сноровисто, буквы «Л», «Е», «Ц», потом встал с колена, отошел, чтобы увидеть работу целиком. «Беглец»? Да, «Беглец», — повторил репортер без сомнения. Когда он перешел к другому борту, держа в руке бутыль с краской, послышался иронический голос Григория Тимофеевича:
— Милостивая государыня, заберите своего супруга, не то он всю лодку вымажет.
На откосе я увидел Танюшу — в белой безрукавке со старомодным остроконечным воротником, в темно-коричневой, как жженая пробка, юбке. Годовалый ребенок, которого она держала у груди, крохотной ручонкой теребил косо остриженную челку матери, а голоногая трехлетняя девочка в простеньком платьице в ромашках, сунув палец в рот, настороженно смотрела на нас.
— За ним я и пришла, — сказала Танюша и поцеловала малютку в пухлую щечку.
— К чему это представление? — сурово обратился Виктор к супруге. — Детей могла с собой и не брать.
— А кто с ними дома будет?! Бросил всех, убежал — торчишь тут целыми днями!
— Вопрос решен, Таня.
— Трус несчастный! Забыл, как под заборами валялся?! — с яростью выкрикнула супруга.
Виктор решительно и невозмутимо шагнул к ней, взял ее за локоть, но она вырвалась и отступила, глядя с ненавистью. Малютка заплакал.
— Перестань, пожалуйста. К чему этот спектакль? — попытался успокоить жену Виктор.
Неожиданно ее раздражение выплеснулось на нас.
— А вы! Вы оба! — повторила она с презрением. — Ротозеи, чего уставились?! Охота поглядеть, бабы базарные? Да — муж с женой лаются! Это вы во всем виноваты! Вы — два индюка: старый и молодой!
— Я же сказал — забирайте своего мужа, — бесстрастно отозвался Тимофеевич.
— Думаете, он пойдет?! — взбеленилась Танюша. — Вы же ему голову задурили, он теперь жить не может без вашего окаянного озера!
— Виктор, слава богу, вышел из подросткового возраста, и уже давно в состоянии сам решать, как ему поступать. А то, что ему с вами несладко, так это несомненный факт. Умная и воспитанная супруга, если она, конечно, любит своего мужа, видя, что он устал, не перечила бы его желанию провести отпуск вне семьи.
— Умная и воспитанная!.. А я — разве не человек?! Может, я тоже хочу отдохнуть?!
— Поговорите с мужем — вернувшись из похода, он, видимо, предоставит вам такую возможность.
Надо заметить, что Григорий Тимофеевич справился с ролью адвоката — пыл Танюши заметно угас или, может быть, она поняла, что своего не добьется. Вполне возможно, что в эту минуту она втайне пожалела о навязанной себе самой затее с мужем и детьми. «Делай что хочешь, я всегда буду тебя ждать», — такой фразы от нее было бессмысленно дожидаться. Деспотический нрав слепо и безудержно толкал ее на преследование всякого, кто противился ее воле. Было ясно, что Танюша никогда не простит супругу его выходку, как было несомненно и то, что Виктор в раздражении не просто вышел из повиновения, но его поступок есть обдуманная позиция, вполне вероятно, итог многолетних душевных борений, и он считает его закономерным и справедливым.
Таня уходила, унося ребенка, склонившего головку на плечо матери. Трехлетняя девочка волочилась позади — до этого она долго, насупившись, глядела на отца, видимо, тоже недовольная им.
Мы с капитаном чувствовали себя неловко, оказавшись невольными свидетелями и даже участниками семейного конфликта; чтобы избавиться от неприятного осадка на душе, Григорий Тимофеевич лихорадочно занялся делами, а мне велел настругать и очистить шлифовальной шкуркой четыре десятка реек для палубных настилов. Вскоре настилы были сколочены. Амба. Собираемся домой.