И явился Ворон

Баштовая Ксения Николаевна

– Ленарт? Кто такой Ленарт? – собеседник Черного по- птичьи склонил голову набок. Перо за ухом вытянулось, царапнуло землю и принялось самостоятельно вырисовывать на песке, рассыпанном у грязных ног мужчины, странные знаки, больше всего похожие на вставших на цыпочки птиц. Завершенные знаки оживали, начинали шевелиться и ползать по кругу – то ли в догонялки играли, то ли съесть друг друга пытались.

– Ленарт Хаддик, – повторил Даккен, четко выговаривая слова. – Ты меня узнаешь?

Словесная мельница за его спиной оживилась, задребезжала. Выскочившая из-

за дверцы мышь, сменившая камзол с коричневого на сизый, засуетилась, забегала по трубочкам, что- то подкручивая крохотными лапками. Через несколько мгновений рядом появился еще один грызун, второй, третий. Все что- то делали, работали на мехах, открывали пробочки в трубочках, подбрасывали туда горсти разноцветных порошков… Машина принялась выплевывать длинные предложения:

– И вот тогда мы пошли… Я бы никогда не подумал… И серебристая лента, проплывшая в воздухе…

Собеседник Даккена блеснул пустыми голубыми глазами, покосился на исходящее паром сооружение, и расхохотался – дребезжащим бессмысленным смехом идиота.

Жемчужина, зависшая в воздухе за его спиной, постепенно серела, выцветала… Еще несколько минут – и она осыплется пеплом. И тогда уже и Даккен навсегда застрянет на Сумасшедшем острове, будет ловить хихикающих фламинго, помогать строить термитники…

Черный рванулся вперед и отчаянно, уже ни на что не надеясь – если бы что- то можно было сделать, это было бы сделано еще пятнадцать лет назад – выдохнул в лицо Ленарту:

– Дрозд, ты мне нужен!

Смех резко оборвался.

Безумец медленно поднял голову и, вцепившись в руку Даккена, подобно утопающему, с трудом сфокусировал взгляд на Черном:

– Щегол?! Это ты?!

Даккен выдавил косую усмешку и хлопнул старого приятеля по плечу:

– Пошли, Дрозд. Пора вытащить тебя из этого сумасшедшего дома.

Глава пятая,

в которой Майя понимает, что ничего хорошего ее не ждет,

Рута болеет,

а с Адамом проводят очередную профилактическую беседу.

Майя откровенно скучала. Ничего умного за последнее время ей в голову не приходило.

Отсутствие галлюцинаций – это конечно хорошо, не нужно беспокоиться, что ты сейчас сидишь в комнате с мягкими стенами и грызешь дверную ручку. Но ведь с другой стороны – сколько ж так сидеть- то можно?!

Нет, конечно, можно изобразить из себя принцессу в башне слоновой кости и ждать, когда тебя придет спасать принц на белом коне – благо, Адам на него вполне тянет… Но ведь неизвестно, где сейчас Верин, что с ним?! Может он сидит в соседней камере. Может, его вышвырнуло неизвестно куда. А может, он вообще ранен, убит, ему нужна помощь…

И Майя тогда попросту застрянет здесь навеки, ожидая неизвестно чего!

И вообще – здесь воронов не любят. Открутят Майиному принцу голову – и все.

И не будет тебе никакой романтики.

И вот что тогда делать?

Но ведь с другой стороны – как отсюда выбраться?!

Поверить

в правдивость сна и начать биться головой об стену? Авось получится барьер преодолеть благодаря обещанному туннелированию?

А если это просто сон?! Если никто Лашкевич ничего не рассказывал и не обещал? Тогда уж точно после пары ударов – психушка Майе обеспечена.

Интересно, здесь есть психушки? Или тез, кто от всех этих искажений сошел с ума, попросту скидывают с острова?

В комнате что- то громко щелкнуло.

Девушка удивленно вскинула голову…

Одной стены не было.

Точнее, она была, но стала какой- то полупрозрачной, приобретя видимость мутной дымки или экрана – и то, что за этим экраном творилось, Майе совсем не понравилось…

В ярко- зеленом небе горело пять выстроившихся в рядок солнц. На выжженной оранжевой спекшейся земле кружились многочисленные перекати- поле, а между ними, выделывая коленца странного танца, сновало длинное, тощее, похоже на увеличенного до человеческого роста богомола, существо. Изредка оно останавливалось, по телу проходила волна света и окрас диковинного создания менялся. За те несколько минут пока Майя его рассматривала – молча надеясь, что это не взаимно – зверь успел побывать малиновым, коричневым и темно- синим.

– Точки флуктуаций порой способны вызвать спайку островов, – нравоучительно сообщил знакомый дребезжащий голос за ухом. – Один остров наползает на другой, они проходят друг сквозь друга, находясь при этом в разных измерениях и за счет этого практически не накладываясь друг на друга. Однако отдельные места соприкосновения все- таки есть – и тогда на Запретном острове появляется веретенница с Ночного. Или шипоглот с Каменного, – голос на миг замолк, словно его обладатель размышлял над чем- то, и продолжил лекцию: – Вероятность того, что это произойдет – примерно один к десяти тысячам. И надо же как все удачно совпало! – в речи проклюнулась искренняя радость.

Слишком искренняя для того, чтобы быть настоящей.

– А оно не могло совпасть в районе твоей камеры?! – тихо прошипела Майя.

Ей уже было все равно. Подумаешь, разговаривает она сейчас с местным демиургом, находящимся совершенно в другом помещении. Одним симптомом шизофрении больше, одним меньше… а вот шуметь и привлекать внимание этого самого шипоглота совершенно не хотелось. Если это, конечно, он.

– А зачем ему там совпадать? – хихикнул Первый. – Это же скучно!..

– Мог бы сбежать!

Тяжелый вздох:

– Моя камера слишком статична… А тех искажений, что просачиваются через решетку, не давая создаться Стремнине, слишком мало, чтоб что- то сделать… О, смотри! – в голосе проклюнулись заинтересованные нотки: – Шипоглот тебя услышал!

– И???…

Голос отвечать явно не собирался. А вот гигантский богомол внезапно замер – фасеточные глаза окрасились в алый цвет – и, высоко задирая длинные хитиновые лапы, шагнул к Майе… Махнул верхней, поросшей шипами, конечностью – и серый экран, разделявший две реальности, лопнул, разбрызгав по камере обломки тумана.