И жизнь, и слезы, и любовь
Шрифт:
– Не доживу до возраста Христа! – зазвучал ехидный хор, состоявший из полдесятка женских голосов.
– Вот именно, – рассердилась Лизка. – А вы о нем и не мечтайте. Говорят, и жена у него – с ума сойти, какая красавица! Наталья Водянова и Кара Делевинь плюс Адриана Лима в одном флаконе. А он к тому же такой воспитанный, такой обходительный… «Будьте любезны, скажите пожалуйста, извините за беспокойство». Короче, погибли вы, девчонки, – и рыжеволосая Лизка, довольная эффектом от своих слов, выплыла из комнаты.
Оставив остальных в задумчивом молчании. Информация была действительно интересной. Со всех точек зрения.
Минуту спустя все девчонки уже сидели, уткнувшись в свои телефоны и планшеты, деятельно изучая новую ситуацию.
В тот же день Даша пошла на Арбат и пристроила свои очки на ремонт в «Интероптике» – именно она оказалась ближайшей к ее месту работы.
Правда, за это с нее неожиданно содрали кучу денег – ведь разбитые стекла были сверхтонкие, цейссовские, а с тех пор, как она их поставила, цены только возросли.
«Ничего, сэкономлю на транспорте. Буду целый год ходить пешком, – решила Даша. – Да и куда мне ходить? В детский садик да на работу». Ее сердце сжалось. «Вот теперь какая у меня тоскливая жизнь, Алешенька», – мысленно обратилась она к погибшему мужу и чуть не заплакала. После его смерти все пошло не так. И иногда ей даже казалось, что это не он умер – а она сама.
Через несколько дней, получив очки из ремонта и чувствуя себя в них гораздо увереннее, Даша поднималась на лифте к себе в редакцию. Она думала о своем 3-летнем сыне Костике, который чуть-чуть покашливал, но его пришлось отвести в детский сад – ведь с ним некому было посидеть дома. И потому не обратила внимания на мужчину, который, стоя в углу лифта, буквально сверлил ее взглядом. Когда Даша вышла, он после мгновенной паузы бросился за ней следом.
– Девушка, вы не узнаете меня? – спросил мужчина.
Даша взглянула на него. Кажется, в его лице было что-то знакомое… впрочем, мало ли что могло показаться?
– Нет, я не только не узнаю вас, я просто вас первый раз вижу, – холодно бросила она, продолжая движение.
– Простите, но мы уже встречались, – настаивал мужчина. – И совсем недавно. Я вас сбил с ног на Большой Якиманке…
– Ах, так это – вы? Тот самый?! – Даша буквально задохнулась от гнева. И что он себе воображает, этот черноволосый нахал? Она почувствовала, как кровь молоточками стучит у нее в висках.
– Я вижу, очки вы уже починили, – продолжал незнакомец. – Они вам очень идут. – Он помедлил. – Тогда вы отказались от моей помощи. Может быть, на этот раз вы будете милосерднее и согласитесь пообедать со мной, хотя бы в качестве компенсации за, как говорят, материальный и моральный ущерб? Кстати, я хотел бы возместить его. Могу представить, сколько стоит ремонт. Если вы…
– Нет. Я и тогда, и сейчас обойдусь без вашей поддержки. – Даша твердо взглянула в зеленые глаза незнакомца. И добавила: – Извините, но я спешу.
Вечером, рассказывая Костику сказку перед сном, она вдруг вспомнила незнакомца, его бездонные зеленые очи и поежилась: «Что это со мной? Я становлюсь сентиментальной. Ну, виноват человек, действительно виноват, и как-то пытается извиниться, на свой манер, конечно».
Ночью ей снился Алеша. Он, улыбаясь, садился в автомобиль и махал Даше рукой. Но глаза его были грустными. Даша проснулась вся в слезах.
На следующий день, выходя с работы, она наткнулась на незнакомца. Он стоял перед зданием Агентства на Зубовском бульваре так, будто поджидал кого-то у проходной.
– Ну, вот наконец-то и вы, – с облегчением вздохнул зеленоглазый. – А я вас жду. Ведь мы даже не успели познакомиться, – и он выжидательно взглянул на Дашу.
Даша замерла. Все было так обыденно, так привычно: огромная махина Агентства – желтоватого здания, построенного еще перед Олимпиадой-80, шумный и вечно спешащий Зубовский бульвар, дорогие книжные и ювелирные магазины на противоположной стороне, запеленутое в сероватую дымку московское небо – и вместе с тем ей казалось, будто она перенеслась в какое-то иное измерение. Где не было ни этого бульвара, ни спешащих куда-то по своим делам и без всякого дела людей, ни даже самой Москвы. Странное, непонятное, никогда прежде не испытанное чувство…
– Елагина Даша, можно просто Даша, – неожиданно для себя самой произнесла она. Даша все-таки была женщиной воспитанной.
– Андросов Андрей Юрьевич, можно просто Андрей, – в тон ей ответил мужчина.
– Нет, я думаю, будет лучше так – Андрей Юрьевич. С учетом разницы в возрасте, – с легкой усмешкой заметила Даша.
Мужчина заметно погрустнел. Он даже не пытался скрыть этого.
– Я вас слушаю, – смилостивилась Даша.
– Как я понимаю, вы работаете в Агентстве? – спросил Андросов.
– Да, уже два года. Редактором в фотоинформации. А вы? – вежливо спросила Даша.
– Я – тоже.
Она удивленно уставилась на него.
– Но только всего несколько дней, – объяснил Андросов. – В отделе переводов.
Даша наконец очнулась. Теперь она слышала все – и шорох и гул автомобильных шин, и рев грузовиков, и шарканье прохожих, и визгливые трели мобильников.
– Значит, еще увидимся. До свиданья, Андрей Юрьевич, мне ребенка из детского сада забирать надо, – и Елагина, круто повернувшись, побежала в сторону Крымского моста.
Она уже добралась до бывших Провиантских складов, где теперь располагался Музей Москвы, когда услышала торопливые шаги. Кто-то догонял ее сзади.
– Ну, ты и даешь! – раздался за ее спиной голос Лизки Суходольской. – Тихоня-тихоня, а какого мужика подцепила!
Даша остановилась, как вкопанная.
– Я – подцепила?! Охолони, подруга! Это тот самый нахал, который сбил меня с ног и сломал очки. А теперь пытается извиниться. – Она набрала в грудь побольше воздуха. – Ну и наглец!