И жизнь, и слезы, и любовь
Шрифт:
Я никогда в жизни никого не предаю, особенно тех, кто мне помогал! Я своих друзей не «сдавала» Шуйскому, даже если, требуя предательства, он меня бил.
— Вставай на колени!
— Пожалуйста, Саш.
Опустилась на колени. Мне в такой позе находиться было тяжело — все-таки беременная, спина устает. Я, держась рукой за край стола, стала читать молитву. Он отцепил мою руку, стал пытаться меня отшвырнуть в сторону. Покорность, с которой я два часа стояла на коленях, видимо, взбесила его еще больше, чем сопротивление. А я думаю:
Ничего от меня не добившись, Шуйский отправился на работу.
А я опять сбежала. Села на Павелецком вокзале в мой любимый поезд Москва — Саратов и уехала в Аткарск, к маме и папе. С собой взяла Тёму, потому что этого своего мальчика я дома оставить никак не могла: сын по-прежнему был для Шуйского источником раздражения.
К Ане Шуйский с самого начала иначе относился. Правда, любовь к дочери он выказывал странно:
— Если Аню заберешь, я тебя…
Анюта осталась с Машей. Когда она рядом, можно за ребенка не волноваться. Я понимала, что другого выхода у меня нет.
Я прожила с сыном в Аткарске до августа. Взяла с собой факс: проклятая моя ответственная натура! Я ведь, как-никак, директор. Шуйскому я официально заявила, что не могу ходить на работу по состоянию здоровья, взяла больничный. Но трудиться на благо семьи продолжать готова: будем решать вопросы по телефону и факсу. Шуйский стал забрасывать меня факсами. Конечно, не сам, а через подставное лицо — девочку, которая была моим заместителем. Она разыгрывала роль возмущенного сотрудника, замученного ответственными дедами в отсутствие лентяя-начальника. Этот спектакль в эпистолярном жанре длился три месяца.
Шуйский ни разу не позвонил мне, своей беременной жене!
Правда, я прекрасно понимала, чьих рук дело эти все послания: мне ли не знать стиль изложения моего супруга?! Тогда я еще, видимо, была в состоянии включиться в игру. Переписка была весьма пламенная — жаль, послания, которые я отправляла в ответ, не сохранились!..
Незадолго до родов мне пришлось вернуться и Москву. Надо было оформить обменную карту беременной — бумагу, без которой женщину не возьмут рожать ни в один сколько-нибудь приличный роддом. Документ этот можно оформить только в женской консультации по месту прописки.
Прихожу в женскую консультацию к участковому доктору. Она меня спрашивает:
— Где-то я вас видела: вы у нас раньше не лечились?
— Нет, не лечилась.
— А откуда я вас знаю?
И смех, и грех.
Вы бы видели ее лицо после того, как ей кто-то объяснил, кто я и что я собираюсь рожать в Москве на общих основаниях! Конечно, можно было воспользовался услугами аткарского роддома, но так рисковать не хотелось. Денег на платные роды у меня, естественно, не было. В консультации я заявила:
— Буду рожать там, куда отвезут.
Несмотря на все эти хлопоты, я нашла время посетить моего духовного отца. Через батюшку-то Шуйский и узнал, что я в столице. (Я жила у замечательной женщины, ставшей моей подругой, — продюсера, работающей по сей день в жанре классической музыки, Татьяны Винницкой. Она совершенно Шуйского не боялась. Говорила:
— Только пусть попробует сунуться.)
Шуйский стал обзванивать всех знакомых, чтобы отыскать меня.
Батюшка стал меня уговаривать позвонить мужу. Я позвонила.
Шуйский был в покаянном состоянии духа. Не знаю, что на него подействовало: то ли беседы с батюшкой, то ли разлука.
— Лера, я ничего от тебя не хочу. Я хочу быть, как отец, спокоен, что ты родишь в нормальном месте. Приезжай домой. Если не хочешь, можешь со мной не общаться.
Он спрашивает:
— Ты приедешь поздравить меня с днем рождения?
Я отвечаю:
— Саш, я не могу сейчас приехать — я не получила у батюшки на это благословения. Без благословения я не поеду.
Я не явилась поздравить с днем рождения законного супруга. Но Шуйский и не собирался скучать — не тот кадр. Он отправился в ресторан с какой-то девицей, которая приехала аж из самого Питера.
Шуйский взял Аню (у няни был выходной день) и отправился с ней и новой пассией в ресторан. Откушав хорошенько в сим заведении, они отправились домой.
На следующий день, 26 августа, я явилась домой. (Перед этим мне удалось дозвониться до батюшки и получить его благословение.)
Была такая радостная встреча! Я была так счастлива видеть снова Анютку и няню Машу! Мы с Анькой не могли оторваться друг от друга — столько времени не виделись, так много хотелось рассказать друг другу! Дома так хорошо, чисто! Анютка очень ждала появления братика. Но все равно, помню, удивлялась:
— Мама, а почему у тебя уже такой животик большой?..
Я приехала с вещами, начала их разбирать. Шуйский отсутствовал: уехал куда-то по делам.
Беседую с дочкой:
— Анюта, а где ты вчера была?
— Мы с папой в ресторан ходили. С нами была одна тетя. Я только не помню, как ее звали.
Я как заведенная продолжаю разбирать вещи.
— А они с папой спали в вашей спальне! — продолжила дочь.
— Как они спали в нашей спальне?
Я так и застыла на месте.
— Как-как? Как вы с папой спите! Мама, она такая большая была, что никуда не помещалась!
Нормально. Звонит, умоляет прийти, а сам такое вытворяет, еще и при ребенке!
Я звоню Шуйскому (он в тот момент присутствовал на каком-то важном совещании) и говорю:
— Я все поняла, кроме одного: почему ты выбрал такую большую девушку, которая никуда не помещалась?
К Анютке у него никаких претензий быть не могло: девочка большая — сам знал, на что шел. Я провела ревизию домашнего хозяйства. Соковыжималка грязная — месье и мадам, видите ли, пили соки. Спросила у няни, на сколько персон был накрыт стол. Няня ответила.