И жизнь подскажет…
Шрифт:
Хилари молча кивнула. Коннер крепче сжал ее руки.
— Узнав правду, я готов был кого-нибудь убить, — глухо проговорил он. — Марлин или тебя. А может, себя самого.
— Знаю, — ответила Хилари и погладила его по щеке, неровно выбритой и твердой, как камень. — Все хорошо, Коннер. Это неважно.
— Нет, важно! — возразил он, прижимаясь щекой к ее руке, словно младенец — к руке матери. — Не знаю, сможешь ли ты меня простить…
— Я давно тебя простила, — шептала Хилари. Едва ли она понимала смысла своих и его слов, знала только,
Коннер прикрыл глаза, всецело отдаваясь ее ласке.
— Я назначил содержание для Марлин, — произнес он. — И сделал доверительный вклад на девочку. — Он назвал сумму, от которой у Хилари перехватило дыхание. — Обе они будут обеспечены до конца жизни, как и хотел Томми.
Хилари замерла на месте. Может быть, она чего-то недослышала?
— Но… — с трудом выдавила она, — но почему? Ведь ты считаешь, что Марлин женила его на себе обманом…
— Нет, Хилари, теперь я так не думаю, — обессиленно отозвался Коннер. — И, наверно, никогда не думал.
Хилари невольно ахнула, и Коннер прижал палец к ее губам.
— За последние дни я много чего понял, — заговорил он. — Главное, понял, что делать. Томми мертв и никогда не узнает, что я любил его именно таким, каким он был. Все, что я могу сделать для него, — почтить его память, его щедрость и душевное благородство тем, что исполню его желание. Он хотел, чтобы Марлин и ее дочь не боялись за свое будущее — значит, так оно и будет.
Слезы заструились по щекам Хилари.
— Коннер, — дрожащим голосом заговорила она. — Ты не обязан помогать Марлин! Она очень виновата перед тобой…
— Я был к ней слишком суров, — тихо ответил Коннер. — Наверно, подсознательно не мог ей простить, что мой брат погиб, а она жива. Мне было невыносимо вспоминать о том, что единственный спасательный жилет Томми отдал ей. Я не мог вынести такого яркого напоминания о его благородстве.
Он взглянул Хилари в глаза с какой-то отчаянной надеждой, словно искал там что-то очень нужное для себя, искал и опасался не найти.
— Он был нетрезв и к тому же очень раздражен, но и в таком состоянии прежде всего подумал о женщине, которую любил. Он спас ее ценою собственной жизни.
Дрожащими пальцами Коннер смахнул с ее щек слезы.
— Я стал лучше его понимать теперь, когда сам испытал то же чувство. Клянусь, для тебя я сделал бы то же — и даже более!
Хилари не осмеливалась верить своим ушам.
— Для меня? — едва дыша, прошептала она.
— Для тебя, Хилари, — хрипло ответил он. — Для тебя одной. И еще, может быть, — продолжал он, нежно утирая ей слезы, — для нашего ребенка. Хилари, я так надеюсь, что в ту ночь мы с тобой зачали новую жизнь…
Хилари покачала головой, и слезы ее полились сильнее, соленым потоком струясь у него меж пальцев.
— Нет, — ответила она, припомнив пустоту в сердце. — Нет, Коннер.
Слабо улыбнувшись, он поцеловал ее сперва в один мокрый глаз,
— Значит, надо стараться дальше. — И в мокрую щеку. — Снова и снова, пока не добьемся своего.
Хилари не могла ответить. Казалось, в сердце ее, сметая все мысли и заглушая боль, забил фонтан счастья.
— Ты хочешь сказать, что я… что мы…
— Я хочу сказать, что не могу без тебя жить! — страстно воскликнул Коннер, сжимая ее в объятиях, словно боялся, что она исчезнет. — Хочу сказать, что тебе от меня не скрыться: если ты уедешь, я последую за тобой и рано или поздно сделаю тебя моей!
«Сделаю тебя моей!» Если бы он только знал!..
— Я уже твоя, — ответила она. — Твоя с того дня, когда ты впервые коснулся меня, — и останусь твоей до самой смерти.
Коннер пристально вгляделся ей в лицо. Сперва во взоре его читалась лишь страстная жажда обладания, но через несколько секунд серо-голубые глаза смягчились, засветились нежностью и лаской. Хилари снова зарыдала — теперь от счастья; слезы, прозрачные и чистые, как горный ручей, смывали с ее истерзанной души стыд и горе.
— А я — твой, — тихо ответил Коннер. — Это единственное, что я знаю о себе. Все остальное неважно. Все, что до сих пор составляло мою жизнь, растаяло, словно дым, от одного твоего прикосновения. В один день я выкупил Драконов Ручей и потерял тебя. Покупка не дала мне ничего; от потери я едва не умер. И много, много раз за эти десять дней говорил: «Господи, верни мне Хилари, и я с радостью откажусь от всего остального!»
Хилари улыбнулась дрожащими губами, потрясенная и глубоко тронутая силой его чувства.
— Нет, нет! — слабым голосом выговорила она. — Ты должен был выкупить Драконов Ручей!
— Зачем? — нахмурился Коннер, прижимая пальцы к ее трепещущим губам. — Он мне не нужен. Мне ничего не нужно, кроме тебя.
Хилари подалась навстречу его ласкам.
— Ошибаешься! — возразила она. — Пламенный водопад нужен мне! Мы расставим вокруг таблички «Вход воспрещен», чтобы никто нас не беспокоил, и устроим там свой маленький рай! — И она поцеловала его ладонь.
В глазах его Пламенным водопадом вспыхнула страсть, своим жаром мгновенно осушившая слезы Хилари. Довольно оплакивать прошлое, подумалось ей; не время проливать слезы, когда их с Коннером ждет новое, счастливое будущее…
— Наш маленький рай, — склоняясь к ней, медленно повторил Коннер. — Любовь моя, хочешь прямо сейчас вознестись к небесам?
Она молча кивнула. Все ее тело жаждало его.
Коннер подхватил ее на руки и в два шага донес до кровати. С замирающим сердцем Хилари следила за тем, как он сбрасывает с себя одежду. Коннер двигался, как всегда, легко и уверенно, а вот у нее так дрожали руки, что она не смогла расстегнуть ни одной пуговицы.
Но Коннер пришел ей на помощь. Опустившись на колени, он расстегивал одну пуговицу за другой и покрывал поцелуями каждый дюйм обнажавшейся шелковистой кожи.