И.Ефремов. Собрание сочинений в 4-х томах. т.2
Шрифт:
— И что же Александр? — спросила Таис.
— Он, наверное, еще не знает. Вторая новость! Александр в Сузе задумал жениться сам и поженить своих военачальников на азиатках. Пока вести дошли сюда, наверное, состоялось задуманное им торжество. Сам царь взял старшую дочь Дария, которую, как и ее мать, зовут Статирой, Кратер породнился с Александром, женившись на сестре Роксаны, Гефестион на Дрипетис, дочери Дария, сестре своей прежней жены, Селевк берет Апаму — дочь убитого сатрапа Спитамена, Птолемей — Сириту, прозванную Атакамой, персидскую принцессу из Дариевой родни. Неарху предназначена невестой дочь Барсины Дамасской и Ментора, однако он до сих пор в
— Александр думает связать прочнее Македонию, Элладу и Азию, — задумчиво сказал Лисипп, — только надо ли так торопиться? Наспех женятся и так же побросают этих жен! Царь очень спешит. В Вавилоне его ждут тысячи и тысячи не разрешенных дел и вопросов.
— Мне пора ехать домой, в Экбатану. Сын заждался меня, — вдруг сказала Таис. — Если успею собраться, поеду послезавтра. Скоро здесь наступит сильная жара.
— И ты не заедешь в Сузу? — спросила Гесиона.
— Нет, прямая дорога через Гармал и Священные Огни короче и удобнее. Ты останешься ждать Неарха, я, конечно, зря спрашиваю, но ты, учитель?
— Я дождусь Александра здесь, хоть первое время ему будет не до меня и не до искусства, — ответил Лисйпп.
За несколько часов до отъезда Таис скакавший бешено верховой гонец нашел ее через Гесиону и начальника города. Он привез плотно запечатанное письмо от Птолемея, который упрашивал ее не гневаться на вынужденный брак с персидской девочкой, уверял, что Александр понудил их всех к спешной женитьбе и они сделали это только для царя. С обычной убедительностью Птолемей говорил о своем браке как пустой, незначащей уступке Александру, обещал при свидании объясниться и поведать какую-то тайну, важную для них обоих. Вскользь Птолемей упоминал о драгоценных камнях невиданной прелести, собранных для нее. Вскользь, потому что знал, как ответила бы афинянка на прямую попытку подкупить ее.
Таис взяла булавку, приколола письмо к столешнице и своим острым кинжалом изрезала на кусочки, бросив их на ветер. Она простилась с Гесионой и Лисиппом нежно, но коротко, не ведая, что видит их в последний раз. Ее маленький отряд прошел ворота Иштар и скрылся из вида на северной дороге.
В Экбатане Таис прожила роковой третий год сто четырнадцатой олимпиады. Таис хорошо помнила каждый месяц его до тяжелых дней таргелиона, в которые, по странному стечению судьбы, умер Александр. И страшная битва на Гидаспе, сломившая македонскую армию, также пришлась на конец таргелиона третьего года предыдущей олимпиады! Может быть, будь жив старец Аристандр, он сумел бы предостеречь… нет, Александр его давно не слушал.
Птолемей долгое время не появлялся в городе. Сначала Таис наслаждалась своим подросшим и неотступно привязанным к матери Леонтиском, потом почувствовала себя одинокой без Лисиппа. Она поднялась на высокое кладбище и долго смотрела на ослепительно белую плиту Клеофрада с колыхавшейся на ней сеткой ажурной тени можжевельников, похожей на письмена. Преклонив колени, в знойной тишине она вспомнила великолепную надпись на могиле Анакреонта: «Анакреонта плита! Под нею лебедь теосский спит и безумная страсть пламенных юношей спит…» У Таис начали складываться строфы эпитафии, которую она решила высечь на этой немой белой
С разгаром летней жары на юге после Нового года в Экбатану приехал Гефестион и привез письмо Птолемея, огромное количество драгоценностей и неожиданный дар Александра — золотую статуэтку женщины, похожей на Таис, в наряде менады, спутницы Диониса, то есть с головы до бедер одетую плетями плюща. Искусно отчеканенные листья пышным гнездом громоздились на голове и плечах, отдельными веточками спускаясь ниже талии. Таис, восхищенная мастерством скульптуры, поняла значение дара лишь после свидания с царем.
Гефестион навещал афинянку в ее доме, рассказывая о приключениях в походе. Таис тревожно всматривалась в давно знакомый облик веселого гиганта, находя в нем черты безмерной усталости и странного опустошения. Иногда взгляд Гефестиона останавливался на чем-то незримом, и казалось, жизнь покидала его незрячие глаза.
В честь самого близкого друга Александра и хилиарха в Экбатане осенью устроили грандиозное празднество. Число актеров почти сравнялось с праздником бракосочетания в Сузе.
Недобрые предчувствия Таис оправдались. В начале празднеств Гефестион заболел и лежал в сильной лихорадке. Больному становилось все хуже. Едва весть достигла Вавилона, Александр, взяв лучших лошадей, понесся в Экбатану, вместе с Птолемеем и самыми знаменитыми врачами. Но было поздно. Жизнерадостный гигант, легко переносивший невероятные трудности походов и боев, один из столпов империи Александра и самый близкий друг царя, умер на седьмой день болезни в пианепсионе третьего года.
Никогда еще не видели великого полководца в таком глубоком горе, даже после того, как он убил Черного Клейта. Он пил в одиночестве ночи напролет, а днем совещался с архитектором из Афин Стасикратом, прославившимся величественными постройками.
Стасикрат сложил для Гефестиона исполинский погребальный костер в виде храма из кедра и сандалового дерева, с огромным количеством мирры и нарда. Пламя, напомнившее Таис пожар Персеполиса, поглотило тело героя. Александр после семидневного пьянства на поминках, с участием нескольких тысяч человек, отправился в северные горы покорять касситов, горцев, не боявшихся великого царя, от одного имени которого всякое сопротивление угасало и войска разбегались.
С ним пошел Птолемей, последний из его близких друзей, не считая Неарха, теперь главный начальник империи. Птолемей, в расстройстве от смерти друга, опухший от ночных пиршеств, в которых он вынужден был принимать участие, явился к Таис перед выступлением и долго говорил с ней. Он поведал страшную тайну, хранимую десять лет, со времени посещения Александром оракула Аммона в оазисе Ливийской пустыни. Тогда Птолемей подкупил младшего служителя талантом золота, чтобы он подслушал пророчество оракула.
— Александру предсказана смерть в молодом возрасте, когда он проживет немногим более тридцати лет. Сейчас тридцать два года, и если… — Птолемей не решился произнести страшного слова. — …тогда огромное завоеванное царство развалится, перестанет существовать, ибо один Александр может управлять им, изнемогая от великого множества дел… ты перестала слушать меня.
— Нет, слушаю. Только я сейчас догадалась, почему Александр был так неистов, так спешил пробиться на край мира, к берегу Восточного океана. Ведь он-то знал предсказание и носил в себе, как отравленный нож на голом теле!