Шрифт:
В оформлении обложки использован арт автора Pexels с https: //pixabay. com/ по лицензии CC0.
Жанна Лебедева
Ибица навсегда
Начальник склада Юрий Джанович был человеком не по статусу озорным. И порой его «безобидные» шутки доходили до эпатажа. Именно поэтому меня совершенно не напугал звук взрыва, раздавшегося на лестнице, и оранжевый дым, наползающий густо из-под хлипкой офисной двери.
Коллега Оля удивленно вскинула брови, она работала с нами недавно и еще не привыкла
Через пять минут к нам заглянул Юрий Джанович и заговорщицки подмигнул.
– Кукла-Л? – поинтересовалась я.
Кукла-Л, если кто не знает, это охранный датчик, изготовленный в виде пачки денег, который, срабатывая, разбрызгивает краску, взрывает дымовую шашку или творит прочие веселые вещи с тем, кто неосторожно к нему притронется. Зачастую используется работниками банков и инкассаторами, эти ребята кладут его к настоящим деньгам, и тогда, в случае ограбления, несчастного вора ожидает весьма неприятный сюрприз.
– Сегодня же день зарплаты у казначейства, – довольно потер руки начальник, – подумали, небось, хапуги, что бухгалтер им деньги нес и по дороге пачку посеял.
Мы дружно посмеялись над незадачливыми казначеями, нашими несчастными соседями с верхних этажей девятиэтажной «башни Мордора» – офисного здания еще советских допотопных времен. Когда общее веселье закончилось, настало время для Той Самой реплики, которую я готовилась сказать уже неделю:
– Юрий Джанович, можно мне в отпуск? – спросила я робко, но, в то же время, уверенно, ибо ничто уже не могло меня остановить в моем намерении.
По-видимому, Юрий Джанович и сам понимал неотвратимость моего решения и поэтому возражать не стал…
Все мои деньги и силы тогда уходили на клубы. Клубы были моей жизнью. Однако, в родном городе я их не посещала. Я вообще старалась не посещать их до того, как получила инъекцию клубной лихорадки, впервые оказавшись за границей. До этого момента я испытывала к клубам лютую ненависть, и, пожалуй, не зря.
Задыхающиеся от провинциального пафоса заведения родной Твери, с их сумбурным дресс-кодом и хаотичным фейс-контролем, как антихрист, умело выдающий себя за Христа, и ужасно на него похожий, а потому с легкостью дурящий голову обывателям, являлись противоположностью клубам заграничным в том самом, библейском смысле слова.
Мне там не находилось места никогда. Меня тошнило от золотой молодежи, автозагарно-розового гламурья, хищных выхоленных искательниц чужих денег и унылых наркоманов, искренне считающих, что без колес веселья нет… Добавить к этому мое школьное ботанство и постоянные финансовые трудности, так по всему выходило, что для местной клубной жизни я не подхожу.
Моя жизнь изменилась с посещением «Карлов Лазне», что в Праге. Тогда, ночью, уставшая от экскурсий, я нехотя поддалась на уговоры Натки и отправилась в самое тусовочное место чешской столицы. Чудеса начались у входа, когда шкафообразный охранник улыбнулся мне, как старой подруге, и даже не стал контролировать мой фейс, как я того ожидала…
А потом… Потом я увидела то, что изменило мое сознание навсегда. Я увидела Единство Танцующих. Я стала его частью, влилась в него и познала изнутри. Это состояние трудно передать словами, это экстаз, эйфория, когда тысячи людей вдруг становятся единым целым, и дышат, и танцуют, и живут в едином ритме. Первобытное равенство и братство, когда «я» превращается в «мы» на одну долгую ночь…
Та ночь стала для меня таинством посвящения в это клубное братство. После я уже четко могла отличить клубы истинные от антиклубов…
Самым главным в клубной жизни для меня стал Танец. Танец был единственной причиной посещения клуба, все остальное отходило на второй план и становилось табу. Танец должен был быть искренним и честным, танцем ради танца, и иным путем познать Единство Танцующих было невозможно. Этот уникальный феномен абсолютного равенства между теми, кто приехал на Порше и, как я, пришел пешком, между теми, кто покупал себе в баре Кристалл и теми кто, как я, пил воду из-под крана в туалете, теми, кто одевался в Гучи и теми, кто, как я, рядился в обноски из секонд-хенда. Танец сметал все социальные преграды. Танец был превыше всего. Танец являлся единственной ценностью и единственной правдой, и право на него имел каждый, кто начинал танцевать.
Познав Танец, я уже не могла существовать спокойно. Каждый год я копила деньги на то, чтобы отправиться за границу и совершить там свой клубный ритуал. Моя зарплата со скрипом дотягивала до десятки, что для провинции было нормой, а москвичу показалось бы смешным. При этом я методом строжайшей экономии умудрялась за полгода накопить себе на поездку. Мой метод был прост – на работу пешком, в буфете – чай без всего, одежда не дороже трехсот рублей. Вот так.
Ибица оказалась самым дорогим вложением и самым долгожданным. И последним, вернее финальным, заключительным. После Праги я побывала во множестве веселых мест, но именно там, в Праге я дала себе слово, что не остановлюсь до тех пор, пока не побываю на Ибице.
Я долго ждала этого, долго к этому шла. И вот, наконец, моя мечта должна была исполниться. Со штукой евро в нагрудном кармане джинсовки я проспала три часа на переднем сиденье рейсового автобуса Тверь-Москва… Я прибыла в столицу, где меня уже встречала взволнованная Натка. Подруга. Оказалось, что наш сработанный дуэт будет разбавлен кем-то третьим. И этим третьим будет Майка.
Тот факт, что с нами едет Майка меня не очень обрадовал. Во-первых, потому что присутствие третьего нарушало наш привычный интим. Каждое семидневное путешествие становилось для нас таинством, в котором мы с Наткой, словно пара бывалых супругов, проверяли свои отношения в спартанских условиях. Надеюсь, мысль, что я пыталась донести этим сравнением, будет понята правильно. На каждые несколько дней путешествия мы с Наткой становились семьей, и умудрялись не поссориться на крошечной территории однокомнатного номера. Это было сложно и требовало от нас огромных усилий и мудрости. Именно мудрости, потому что ничто другое не могло пересилить по своей убойной мощности нашего назревшего за бессонную неделю нервоза. И порой, когда мы, уставшие от постоянного нахождения рядом, начинали рычать друг на друга, наш пыл неожиданно угасал, и мы мирились, замолкая на полуслове, мгновенно забывая причину раздора.
Во-вторых, (вернемся к Майке). Майка не из нашего числа. Москвичка до костей и мозга, Майка была старше нас всего на пару лет, но наши щенячьи интересы и «походные» правила вызывали у нее брезгливую полуулыбку. На Майке толстым слоем лежал налет жирной столичной респектабельности, совершенно не свойственный нам, провинциалкам. Самым страшным для меня было то, что моя Натка, за три года своей московской жизни уже получившая в свой организм изрядную порцию «столичности», наверняка пойдет на поводу у Майки, предавая все наши устоявшиеся идеалы. Так что, прощайте бомжпакеты в чемодане и суточное питание на пару евро в день в Макдональдсе. А Макдональдс – это святое.