Ибн Баттута
Шрифт:
На третий день после малого байрама, венчающего месяц мусульманского поста — рамадан, многотысячные толпы каирцев спешат к цитадели для участия в церемонии выноса покрывала на гробницу пророка в Медине. Это покрывало, называемое «махмиль», представляет, собой кусок красной парчи, которая натягивается на деревянный остов в форме куба с пирамидальной верхушкой. Поверх парчи кладется слой тончайшего красного и зеленого шелка, на котором золотыми нитками вышит растительный орнамент. На острие пирамиды и в четырех верхних углах куба возвышаются серебряные, покрытые золотом луковки, увенчанные скобочками ажурных полумесяцев, по периметру нижнего среза остова нежно позвякивает бахромка в виде маленьких серебряных
С утра к площади перед цитаделью тянутся торжественные процессии шейхов, ремесленников, купцов. Каждый цех шествует отдельно со своими хоругвями, барабанами и свирелями. К воротам цитадели подъезжают верховные судьи, султанский казначей и инспектор. Их кони нетерпеливо топчутся на месте, стучат копытами по нагретой утренним солнцем брусчатке. Наконец ворота открываются, и на площади показывается Аргун Давадар, назначенный в этом году эмиром-хаджи. За ним, ведомый под уздцы босоногим погонщиком, идет высокий, выкрашенный желтою хною верблюд. На его спине покачивается, позвякивает шариками бахромки махмиль. По площади прокатывается восторженный гул. Толпа напирает, каждый старается коснуться рукою бахромки или хотя бы верблюжьего бока. Те, кому удается это сделать, целуют свои руки и возлагают их себе на голову. Кое-кто, охваченный религиозным экстазом, падает на землю, ползает, подбирая верблюжью слюну.
Наступает самый волнующий момент церемонии. Достигнув середины площади, эмир-хаджи останавливается и на глазах у всех целует золотую уздечку верблюда. После этого сопровождаемая воинами и водоносами процессия отправляется в местечко Сабиль Аллям, в предместье Каира, где становится лагерем на три дня, ожидая, пока туда подтянутся все отбывающие в Хиджаз паломники. Состоятельные люди разбивают там свои шатры и проводят эти дни в пиршествах, щедро раздавая подаяния нищим и факирам, которые собираются в Сабиль Аллям со всего Каира. Здесь паломники прощаются с родными и близкими, и по сигналу эмира-хаджи огромный караван трогается в путь.
Ибн Баттута весьма подробно описывает церемонию выноса махмиля, состоявшуюся в раджабе 1326 года в Каире. Однако у ученых-востоковедов, подвергнувших критическому анализу текст книги путешествий, возможность участия Ибн Баттуты в этом событии вызывает серьезные сомнения. Более того, чешский арабист И. Хрбек, посвятивший вопросам хронологии странствий Ибн Баттуты обстоятельное исследование, положительно утверждает, что во время церемонии выноса покрывала нашего путешественника попросту не было в Каире. По мнению И. Хрбека, в раджабе 1326 года Ибн Баттута находился на полпути из Каира в Айдаб, куда он спешил, рассчитывая сесть там на корабль и морем переправиться в Хиджаз.
Впрочем, Ибн Баттута и не утверждает, что видел церемонию собственными глазами. Возможно, он описал ее с чужих слов, хотя не исключено и то, что ему удалось стать свидетелем церемонии в один из своих более поздних приездов в Каир. Хронологическая последовательность событий меньше всего волновала Ибн Баттуту, и нередко случалось, что в своих воспоминаниях он ставил рядом эпизоды, разделенные временным интервалом в десять, пятнадцать, а то и двадцать лет. Так бывало, когда какой-нибудь город встречался ему дважды — по пути на восток и по возвращении на родину. В таких случаях все события и факты, касающиеся данного города, он описывал, как правило, в одной главе, и то, что сегодня может показаться путаницей, ему представлялось естественным и логичным.
Как и многие другие средневековые авторы, Ибн Баттута зачастую не делал различия между виденным и слышанным, представляя и то и другое в виде собственных живых впечатлений.
Наглядное подтверждение тому — описание пирамид. Коротко пересказывая известную историю о том, как
Цветные барельефы на стенах полуразвалившихся храмов рассказывали о жизни язычников, наказанных аллахом за невежество, бесстыдство и упорство в поклонении идолам. Рядом валялись статуи их богов с соколиными клювами, с головами шакалов, быков и птиц. Они были похожи на окаменевших джиннов, поверженных всевышним и разбросанных им вдоль нильского берега до самых порогов, за которыми начиналась страна черных — Судан. Изображения зверей и птиц, обнаженных женщин и мужчин с огромными фаллосами, должно быть, вызывали у мусульман отвращение и суеверный ужас, ослабленные лишь привычкой жить по соседству с этим миром развалин, которые, в сущности, были безобидны и не приносили правоверным ни добра, ни зла.
В эпоху раннего христианства коптские монахи, вооружившись молотками и зубилами, с удивительным упорством уничтожали следы языческого культа — выкалывали глаза, отбивали носы. Спасаясь от преследований, ранние христиане прятались в могильниках Долины Царей, в зимнюю стужу жгли в них костры, покрывавшие слоем копоти цветные настенные рисунки.
Мусульмане относились к окружавшему их кладбищу язычников гораздо терпимее. За редкими исключениями ничего не разрушали. Но, конечно же, если удавалось напасть на след древнего захоронения, так же как и их предшественники, не отказывали себе в удовольствии вытащить из него все, что можно было сбыть на рынке, — золото, серебро, драгоценные камни.
Нередко они участвовали в разрушении, не преследуя никакого злого умысла. Так, феллахи с чисто крестьянской сметкой подметили, что глиняные кирпичи, которые были основным строительным материалом древних зодчих, очень удобно использовать для удобрения полей. Они называли эти кирпичи себахами. Миллионы таких не имеющих цены себахов на протяжении нескольких веков перемешивались с землей, как простой навоз. Так в сравнительно короткий исторический срок были «съедены» целые города.
Путешествуя вверх по Нилу, Ибн Баттута, как всюду, куда он приезжал, в первую очередь интересовался суфийскими обителями, могилами святых, встречался с религиозными деятелями провинциальных египетских городов. Лишь мимоходом обмолвился он о виденном им в Ихмиме древнем храме с барельефами и иероглифами, изображениями зодиака и животных. И снова перечень мечетей, мавзолеев-мазаров, благочестивых шейхов-чудотворцев, местных святых. Даже в Луксоре, этой лавке древностей, Ибн Баттута не заметил ничего, кроме гробницы городского патрона Абуль Хаджаджа аль-Уксури, которая, кстати сказать, находилась в небольшой мечети, примостившейся на территории храма фараона Аменофиса III с его святилищами и колоннами гипостиля, возвышающимися по сей день.
Не заметил Ибн Баттута и того, что неторопливые темнокожие жители Верхнего Египта, ревностно исполняющие все заповеди пророка, с не меньшим усердием чтут обычаи и поверья языческой старины и что многие их праздники, которые по ошибке относят к мусульманской традиции, родились во времена фараонов и имеют в своей основе культ Осириса, Амона-Ра и Хатхор.
— О солнце, о солнышко! Возьми зуб осла и подари мне зуб газели! — говорят они, бросая вверх вырванный зуб. И в этом узнается древний, унаследованный от предков культ Солнца.