Ибн Баттута
Шрифт:
К вечеру добрались до Оболлы, где Ибн Баттута расплатился с хозяином самбуки и пересел на морское суденышко, направлявшееся в Абадан.
Абадан — крупное селение на солончаковой отмели, образованной двумя рукавами Шатт аль-Араба при впадении в море. По словам Ибн Баттуты, в Абадане было множество мечетей, странноприимных домов и небольших обителей, где жили отрешившиеся от мирских благ отшельники. Трудно было придумать более подходящее место для тех, кто решил предаться аскетизму и покаянию, — на острове не было никакой растительности и даже воду привозили сюда с материка угрюмые лодочники, заставляя святых старцев расплачиваться звонкой монетой за каждый бурдюк.
На
— Да исполнит аллах все твои желания в этом мире! — сказал ему отшельник, тронутый искренним поклонением молодого хаджи.
Вспоминая этот эпизод тридцать лет спустя, Ибн Баттута с гордостью отмечал: «По милости аллаха я осуществил свою цель в жизни, и эта цель — путешествия по земле, и в этом я достиг того, чего не удалось достигнуть никому, кроме меня».
Эти слова чрезвычайно существенны для понимания личности Ибн Баттуты. В XIV веке странствия по земле были прерогативой купцов и миссионеров, но ни те, ни другие не ставили перед собой задачу познания мира. До эпохи Великих географических открытий оставалось еще полтора-два века, а покуда лишь несколько предприимчивых и отважных мусульманских энциклопедистов прославили свои имена описанием стран, по которым они прошли, и чудес, которые им довелось увидеть. И очень важно, что Ибн Баттута относит себя к этой славной когорте и, более того, вполне отдает себе отчет в том, что его достижения превосходят все, что было сделано до него. Подобно герою известных на Востоке плутовских новелл аль-Хамазани, Ибн Баттуте в его долгой жизни суждено будет выступать в самых разных ролях, меняя ихрам паломника на подбитый ватой кафтан купца, тюрбан предстоятеля молитвы — на черный колпак сурового маликитского судьи, а судейскую мантию — на грубошерстный дервишский хитон. Но в любом обличье он будет всегда, до конца дней своих прежде всего ощущать себя путешественником, взявшим на себя почетную миссию донести до своих соотечественников правду о мире, по дорогам которого более четверти века вела его жизнь.
Из Абадана Ибн Баттута направился в Нуристан. Дорога заняла десять дней. Неподалеку от Тустера начались горы, узкая, протоптанная в траве тропинка шла берегом реки Карун. Зима была на исходе, кое-где в горах уже начал таять снег, и высокая паводковая вода неслась, вспениваясь водоворотами, почти вровень с обрывистым берегом.
В нескольких милях от города река перекрыта плотиной, построенной еще в III веке н. э. сасанидским царем Иапуром I. Арабские географы X века называли эту плотину персидским словом «шадурван», но местные жители овут ее «Бенд-и-Кайсар» — «царская плотина», поскольку, по преданию, ее возводили римские солдаты при участии самого императора Валериана, плененного персами в сражении под Эдессой.
Тустер, главный город Хузистана, выстроен на скале, большинство домов в нем двухэтажные, причем первые этажи, как правило, сложены из камня, а верхние — из кирпича. Въезд в город — через ворота Баб аль-Мусафирин, к которым, по словам Ибн Баттуты, ведет длинный понтонный мост.
В Тустере путешественник остановился в городском медресе, предстоятелем которой был известный ученый Шараф ад-дин Муса. Сразу же по приезде Ибн Баттута провел, целый день, беседуя с ученым шейхом и его учениками в тенистом саду духовной школы, на берегу реки Карун. Восхищенный эрудицией и неистощимой любознательностью своего молодого гостя, шейх Шараф ад-дин оказал ему и его спутникам особое гостеприимство, назначив им из средств школы
К сожалению, в полной мере насладиться гостеприимством хлебосольного хозяина Ибн Баттуте и его спутникам не удалось. Уже на второй и третий день пребывания в Тустере всех их свалила с ног жесточайшая лихорадка. По-видимому, малярия, так как Ибн Баттута упоминает, что болезни такого рода случаются в Дамаске и других городах, где, по его словам, «много воды».
Благодаря заботам шейха Шараф ад-дина Мусы, о котором Ибн Баттута сохранил самые теплые воспоминания на всю жизнь, болезнь постепенно пошла на убыль, и через две недели путешественник окреп настолько, что стал готовиться к выходу в путь.
В начале марта 1327 года Ибн Баттута прибыл в столицу Луристана Идадж, где остановился в обители, принадлежавшей одному из приближенных местного султана.
Ибн Баттута упоминает о своей встрече с султаном Афрасиябом из династии Хазараспидов и дает ряд красочных подробностей к живых штрихов, не допускающих сомнения в подлинности описываемого им события. Между тем хорошо известно, что султан Афрасияб был возведен на престол не ранее 1340 года, а в 1327 году, когда Ибн Баттута посетил Идадж, у власти в Луристане находился известный своей набожностью и благочестием султан Ахмед.
В объяснении явной хронологической неувязки полоягамся на мнение чешского арабиста И. Хрбена, который считает, что Ибн Баттута посетил Идадж дважды: сначала в 1327 году, во время путешествия по Персидскому Ираку, а потом в 1347 году, когда возвращался на родину из странствий по Индии и Китаю. Тогда-то и состоялась его встреча с Афрасиябом, которую он по ошибке отнес к 1327 году.
Как многие правители ильханского государства Хулагуидов в Иране, султан Афрасияб страдал хроническим алкоголизмом. Он радушно принял Ибн Баттуту и, с интересом расспрашивая его о Марокко, Египте и Хиджазе, то и дело прикладывался к золотому и серебряному кубкам с вином, стоявшим перед ним на столике из эбенового дерева. К концу приема он заметно захмелел и заплетающимся языком принялся расхваливать добродетели одного из своих придворных.
Ибн Баттута глядел на него с отвращением. Когда, выговорившись всласть, султан вспомнил о своем госте и дал ему слово, вместо полагающихся панегириков Ибн Баттута сказал такое, от чего даже у видавших виды придворных побежали мурашки по спине.
— Ты сын султана Ахмеда, известного своим благочестием и воздержанием, — холодно заметил он. — Не существует и не может существовать никаких претензий к тебе как к правителю, кроме этого…
Ибн Баттута кивком головы указал на опорожненные кубки, валявшиеся у ног Афрасияба.
Придворные расходились молча, не поднимая глаз на Ибн Баттуту. Лишь один из них, тот самый богослов, которого похвалил султан, вышел с Ибн Баттутой в переднюю и, поцеловав туфли Ибн Баттуты, положил их на голову.
— Да благословит тебя аллах, — прошептал он задумчиво. — Сегодня ты сказал султану то, что никто и никогда не осмеливался сказать ему. Я надеюсь, что твои слова произвели на него должное впечатление…
Прямодушие и смелость находили поклонников во всякие времена.
Из Идаджа Ибн Баттута направился в Исфахан. Плодоносная равнина, со всех сторон окруженная горами, оказалась ему раем. По словам известного географа амдудлаха Казвини, благодаря мягкому климату и обильному орошению здесь могли произрастать все растения, кроме граната. Последнее обстоятельство также свидетельствовало о благоприятности края: известно, что гранатовые деревья приживаются только в местностях с плохим климатом.