Идеальная химия
Шрифт:
В девять сорок пять я поворачиваюсь к Колину и говорю, что нам пора выдвигаться домой, хотя игра еще не закончена.
Он берет меня за руку и я думаю, что собирается извинится перед мистером Ландстромом за то, что нам пора. Но в этот момент мистер Ландстром подзывает мистера Уоллиса.
Пока часы тикают, я начинаю нервничать. В моем доме и так достаточно напряжения, я не хочу все усугублять.
— Колин… — говорю я.
В ответ он обнимает меня за плечи.
В начале девятого раунда, когда на часах уже
— Извините, но Колину нужно отвезти меня домой.
Мистер Уоллис и Мистер Ландстром жмут ему руки и я увожу его в сторону парковки.
— Брит, ты понимаешь как это трудно, получить интерншип у ХЛиУ?
— Сейчас мне абсолютно все равно, мне нужно быть дома к десяти тридцати.
— Ну, будешь ты к одиннадцати. Скажешь маме, что мы застряли в пробке.
Колин не имеет представления, какова моя мать, когда она в одном из своих настроений. К счастью, я не приводила его слишком часто к себе домой, а когда он заходил, то это было всего на несколько минут. Он не представляет, что это такое когда моя мать срывается на мне.
Мы подъезжаем к моему дому даже не в одиннадцать, а ближе к одиннадцати тридцати.
Колин все еще возбужден возможностью интерншипа в ХЛиУ, пока мы слушаем остатки игры по радио.
— Мне пора, — говорю я, наклоняясь для быстрого поцелуя.
— Задержись на несколько минут, — говорит он мне в губы. — Мы не зажимались сто лет, я скучаю по этому.
— Я тоже, — я кидаю ему извиняющийся взгляд. — У нас еще будет полно вечеров наедине.
— Надеюсь, чем раньше, тем лучше.
Я иду к дому, готовясь к сцене. Естественно, моя мать ждет меня в прихожей.
— Ты опоздала.
— Я знаю, извини.
— Ты что думаешь, я устанавливаю условные правила?
— Нет.
Она вздыхает.
— Мам, правда, мне очень жаль. Мы были на игре Cubs, вместо кино. Мы застряли в пробке на обратном пути.
— На игре Cubs? В городе? Да на вас могли напасть.
— Мам, мы в порядке.
— Ты думаешь, что ты все знаешь, Бриттани. Но ты ошибаешься. Ты могла бы лежать сейчас мертвая на какой-нибудь городской улице, а я бы думала, что вы в кино. Проверь свою сумку, деньги и паспорт на месте?
Я открываю сумку и проверяю содержимое кошелька, только, чтобы успокоить ее. Протягивая ей паспорт и деньги, я говорю.
— Все здесь.
— Считай, что на этот раз тебе повезло.
— Я всегда очень осторожна, когда я еду в город, мам. К тому же, Колин был со мной.
— Мне не нужны оправдания, Брит. Ты не могла позвонить мне и сказать о смене планов и о том, что задержишься?
Чтобы ты наорала на меня сначала по телефону, а потом дома? Ну, нет. Но я не могу ей это сказать.
— Я не подумала об этом.
— Ты вообще когда-нибудь думаешь об этой семье? Все не только о тебе, Бриттани.
— Я знаю, мам. Обещаю, в следующий раз
Она отпускает меня взмахом своей руки.
В субботу я просыпаюсь от криков своей матери. Отбрасывая в сторону одеяло, я бегу вниз узнать, что за суматоха там творится. Шелли в своем кресле подвинута к обеденному столу. Вся ее еда размазана по лицу, ее футболке и штанам. Она выглядит как маленький ребенок, а не двадцатилетняя девушка.
— Шелли, если ты будешь продолжать это делать, я отвезу тебя к тебе в комнату, — кричит мать и ставит новую тарелку с измельченной едой напротив сестры.
Шелли опрокидывает тарелку на пол. Моя мать ахает и прищуривается.
— Я разберусь, — говорю я бросаясь к сестре.
Мать никогда не била сестру. Но ее повышенное раздражение ранит не меньше.
— Не нянькайся с ней, Бриттани, — говорит она. — Если Шелли не будет есть ее будут кормить через трубку. Как тебе это понравится?
Я ненавижу, когда она так делает. Начинает говорить о худшем сценарии, вместо того, чтобы разобраться, в чем дело. Когда моя сестра поворачивается ко мне, я вижу то же раздражение в ее глазах.
Мама тыкает пальцем в Шелли, потом на еду.
— Вот именно поэтому я несколько месяцев не брала тебя в ресторан.
— Мам, прекрати, — говорю я ей. — Она и так уже расстроена. Зачем ты усугубляешь ситуацию?
— А что насчет меня?
Напряжение начинает нарастать, оно двигается по моим венам от кончиков пальцев до макушки. Оно кипит и вырывается с такой скоростью, что я не успеваю его остановить.
— Это вообще не о тебе. Почему все всегда сводится к тому, как это отразится на тебе? — ору я. — Мам, ты, что не видишь, ей больно. Вместо того, чтобы орать на нее, попыталась бы лучше разобраться, в чем причина.
Не думая, я поворачиваюсь, хватаю кухонное полотенце, приседаю перед Шелли и начинаю оттирать ее штаны.
— Бриттани, не надо, — выкрикивает мама.
Я не слушаю, а следовало бы. Прежде, чем я успеваю отодвинуться, Шелли запускает руки ко мне в волосы и начинает тянуть. Сильно. Во всей этой суматохе я забыла, что новая фишка моей сестры, это выдирание волос.
— Ауч! — говорю я. — Шелли, пожалуйста, прекрати, — я пытаюсь дотянуться и нажать на один из ее суставов, как показывал доктор, чтобы заставить ее разжать пальцы, но бесполезно. Я нахожусь в абсолютно неудобной позиции, скрючившись у ног Шелли. Моя мама матерится, еда летает вокруг, а мой скальп уже ощущается освежеванным.
Шелли не разжимает рук, хотя мама пытается вытащить мои волосы из ее хватки.
— Суставы, мам! — ору я, пытаясь напомнить ей, что советовал доктор Мейр. Черт возьми, сколько же волос она уже вырвала. Такое чувство, что половина моей головы уже лысая.