Идеальная незнакомка
Шрифт:
Она налетела на меня в баре, но не обратила внимания, пошла дальше. Я окликнула: «Эмми!» – и сообразила, что не помню фамилии – да и знала ли я ее вообще?
Эмми обернулась, и в ярком свете потолочных ламп я увидела бесцветные мешки у нее под глазами. В самих же глазах застыло выражение, которое я очень хорошо знала, – жажда бегства.
– Лия? – удивленно произнесла Эмми и покосилась назад.
Я шагнула к ней, она рассмеялась. Обвила руками мою шею; я сомкнула ладони у нее за спиной и ощутила разницу между тогдашней Эмми и нынешней.
Вокруг
– Боже мой, это ты!
Отстранилась, вновь глянула назад. Я спросила:
– У тебя все в порядке?
Эмми кивнула, так знакомо, так беспечно – конечно, у меня всегда все в порядке! – однако с натянутой улыбкой проговорила:
– Мне нужно идти.
Я подхватила свою сумочку:
– Куда?
– Куда угодно, лишь бы отсюда, – ответила Эмми, и было естественно привести ее в свою квартиру (на этот раз видовую, в хорошем районе), устроиться вместе на полу и выпить водки.
– Давно вернулась? – спросила я.
– Несколько лет назад. После первого срока завербовалась еще на один. Потом осела в Вашингтоне, уехала оттуда пару месяцев назад. – Эмми жевала найденный у меня хлеб, откусывая прямо от булки. – Я постоянно голодная. Но чувствую вкус всего, с чем еда соприкасалась. Каждой посудины, в которой побывал этот батон, каждой руки, которая его трогала, каждого механизма и химпродукта.
Я нахмурилась, попробовала представить, что чувствуешь в городе после долгой жизни под открытым небом, на просторе.
– Хочешь назад?
– Нет, не хочу. Я пропустила мамины похороны, и ради чего? До сих пор пытаюсь понять.
Я считала Эмми идеалисткой. Мы обе были идеалистками, каждая по-своему. Я гонялась за правдой и наивно верила, будто репортаж о ней способен что-то изменить. Идеализм Эмми лежал гораздо глубже, и это вызывало у меня уважение. Если остальные шли на практику исключительно ради хорошего резюме – Пейдж выбирала турпоходы за родительские деньги, Аарон летом строил жилье для бедных и бездомных, – то Эмми отдавалась любому занятию целиком. Всегда.
– Я только что бросила жениха… – услышала я.
Вновь увидела ее глаза. Вспомнила, как она брела сквозь толпу в баре, оглядывалась. Я подлила Эмми водки и стала слушать дальше.
– Мы переехали сюда несколько месяцев назад. Несколько месяцев на новом месте, и ты вдруг понимаешь, что ничего не выйдет. – Она чуть поморщилась. Если бы я не знала Эмми так хорошо, то ничего не заметила бы. – Два года вместе, а я только теперь поняла, какой он.
– Да? И какой же?
– Такой… который думал, что рано или поздно я стану похожа на него. Его огорчило, когда я осталась собой.
– Сильно огорчило? – К тому времени водка уже жгла мне горло, а голос звенел от чувств.
Эмми помолчала.
– Сильно. Вещи мне лучше забрать попозже, когда он будет на работе. Если он их еще не выбросил, конечно.
В расшифровке я не нуждалась. Мы всегда друг друга понимали.
– Куда ты теперь? – спросила я.
Эмми взмахнула пальцами, словно отгоняя невидимые пылинки.
– Куда-нибудь. Подальше от толпы, от шума. От таких, как мой бывший. – Осушила стакан, протянула мне: запястье тонкое-тонкое, даже вены просвечивают. – Вот ведь смешно. Люди без твердой почвы под ногами очень уважают стабильность и планирование, а люди, у которых есть надежная работа с девяти до пяти, завидуют бродягам. Наверное, наше взаимное влечение было неизбежно. Он финансист, я скачу с одной общественной работы на другую. Потом его переводят, и я переезжаю с ним – ни работы, ничего, и все меняется. Он ждал, что я остепенюсь. Найду постоянную работу. Но у меня ни образования, ни резюме… Да и характер не тот. И в женихе я, похоже, ошиблась. В общем, пора мне снова в путь.
Бутылка водки между нами оказалась пустой, и я достала из холодильника вино.
Эмми продолжала говорить, спиртное ударило ей в голову.
– Его очень удивило, что я и правда от него ушла.
Я уставилась на ее руки без единого кольца, она сжала пальцы, опустила на колени, с улыбкой посмотрела на меня.
– Прости. Мы не виделись восемь лет, а я сразу начала рыдать тебе в жилетку. Я в порядке. Все хорошо. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
Однако я не хотела о другом. Я была основательно пьяна и без ума от сидящей передо мной девушки – ни капли не похожей на меня и все же такой родной…
– Эмми, как твоя фамилия?
Подруга расхохоталась.
– Ты правда не знаешь?
– Правда, – кивнула я.
– Грей, – с улыбкой сообщила она, глаза весело блеснули.
– Эмми Грей. – Я покатала имя на языке. Да, оно ей идет. – Эмми Грей, мне необходимо уехать из города, – торжественно объявила я.
Оригиналка Эмми решила – я имею в виду духовный аспект. Мол, хочу найти новое место для личностного роста. Она не поняла, что мне в буквальном смысле нужно покинуть город, пока не заварилась пресловутая каша.
– Пора мне отсюда сматываться, – уже серьезней сказала я.
Речь шла не о «дикой тяге тридцатилеток к природе», как называли этот феномен мои друзья, – не о массовом исходе людей за тридцать, которые женились, приобретали дома и ездили на работу из пригорода. Речь шла о вынужденном бегстве. У прежней Лии Стивенс здесь не осталось ничего. Куда ни шагни – обрыв.
Глаза Эмми над стаканом встретились с моими, она тоже видела меня насквозь.
– Тогда поехали.
Я знала, что Эмми так скажет.
Она оглянулась, окинула взглядом часы, наши сумочки на кухонном рабочем столе, двери. Я вновь увидела ее глаза. Ей не стоило возвращаться домой, пока жених не ушел.
– Ночуй у меня, – предложила я.
От дальнейшей ночи в памяти остались смех Эмми да ощущение колдовских чар, тумана в голове и призрачности. «Я метнула дротик в карту, – говорит Эмми, и нам вновь по двадцать два, мы в баре, стоим в очереди с дротиками в руках. – Как тебе Западная Пенсильвания?»